Михаил Шуфутинский: "Взвейся, пейса"

Достаточно упомянуть кулинарный техникум, и уже никто не сомневается, что в гостях Хазанов. А сегодня можно попробовать произнести слово "Атаман". Думаю, что вы уже догадались - Михаил Шуфутинский.

- По правде говоря, ты уже на атамана не очень похож: стал стройный, как кипарис. А атаман все-таки должен быть с животом, мощный. Во всяком случае такой мощи боцманской, атаманской уже нет. Сколько ты сбросил?
- Тридцать. Но за долго. Больше чем за два года.

- Ты побил рекорд Винокура. Каждый раз, когда мы с ним встречаемся, он в очередной раз сидит на диете. Я его спрашиваю: "Скажи мне, как?" Он говорит: "Вот так. Я ем суши. Нет, суши не ем - сушими. У меня опять ударило в голову, я опять сидел на диете, похудел". Потом он опять набирает. Ты уже побил его рекорд по всем статьям.
- Дело в том, что худеть надо не так. Надо просто перестроить свою жизнь и свой взгляд на еду. У меня он совершенно перестроился - полностью. И началось это с того, что я… Эта тема нам интересна?

- Очень интересна. Ты представляешь, какое число и мужчин, и женщин сейчас готовятся записать твои секреты?
- Я не шел худеть, я болел. У меня был страшенный артрит. Три года назад я выехал в концертном зале "Россия" на сцену на инвалидной коляске. Концерт нельзя было отменить, ТВ-6 снимало, контракт был подписан, билеты проданы. И я отпел сольник на коляске - есть эта съемка. Надо было выходить, я прилетел из Монако, и ноги отрубились. Что делать? Взяли эту инвалидную коляску, повесили на нее шары, цветы. У меня был тогда дуэт "Вкус меда", они меня вывозят, музыка играет, балет танцует, зал доволен, все думают, что это прикол. А мне же надо петь целый концерт. Поставили высокий стул, я кое-как поднялся с палкой, сел, только тогда зал понял, что это не шутка. Вот такое состояние. Плюс у меня с 95-го года был очень сильный сахар в крови, то есть практически - диабет. Я принимал таблетки. И болел.

- А как ты добился таких результатов?
- А очень просто. Мне посоветовали доктора. Я к нему поднимался на шестой этаж без лифта - он на Чистых прудах, в старом доме живет. Я себя втаскивал по перилам просто к нему. Он говорит: "Через три месяца ты взлетишь сюда". И я через три месяца к нему взлетел. Он мне дал возможность снова поверить в то, что я живой, нормальный человек. С тех пор прошло два с половиной года. Я не принял ни одной таблетки - вообще никакой. У меня нет артрита, у меня нет диабета, я себя чувствую замечательно (тьфу-тьфу-тьфу!). Я меньше сплю, чем хотелось бы, при этом работоспособен. И потерял 30 килограмм. Они ушли постепенно.

- Миша, не все знают, что начинал ты с джаза, это правда?
- Ну, да, конечно. Совсем в ранней юности.

- Не жалеешь, что изменил джазу? Все-таки джаз есть джаз.
- Я не изменил. Я не изменил. Дело в том, что ведь я учился и получил серьезное классическое образование.

- В "Ипполитова-Иванова" учился?
- Да. Я закончил дирижерско-хоровой факультет, изучал теорию и композицию, занимался этим серьезно, люблю классическую музыку и неплохо ее знаю. А джаз - это музыка, которую я любил и играл и, в общем, могу и сейчас поиграть. Я ничему не изменял. Я играл его, потому что любил. Но работа моя... Допустим, я работал аккомпаниатором у квартета "Аккорд" или где-то, на каких-то концертах сопровождал чьи-то выступления. А джаз - это было как хобби, то, что мы любили и то, чему были беззаветно преданы. Но оттого что мы любим до того, за что нам платят деньги, - огромное расстояние.

- Сколько лет ты проработал в Магадане?
- Четыре года.

- "Рубил капусту", что называется? Собирал деньги?
- Не то, чтобы собирал, я не так много их собрал…

- Почему ты уехал из Москвы?
- Потому что были проблемы. Потому что я дружил и общался со многими людьми, которые были в диссидентских кругах. Я ходил на всяческие студенческие тусовки… В общем, надо было из Москвы валить тогда, должен был Никсон приехать…

- То есть ты решил, что называется, "уйти на дно"?
- Нет, до этого я проехал с гастролями по всей стране. Аккомпанировал джазовой певице Лоле Хомянц. Очень хорошая певица. И ребята меня уговорили: "Давай в Магадан. Мы уже были, работали. Там есть ресторан, нас туда зовут". Просто поехали, мне было 23 или 24 года. Замечательное время - тяжелое, неуютное, но очень романтическое и ни с чем не сравнимое. Тем более что там я женился, ко мне приехала из Москвы моя невеста, которая по сей день является моей супругой, живет она в Лос-Анджелесе - Маргарита…

- И ждет тебя там из Москвы...
- И ждет меня, и приезжает ко мне в Москву тоже. Там родился мой старший сын Дэвид - наш первенец. Он со мной в Москве, ему 31 год. Там много чего было, в Магадане... Я был у Козина в гостях.
Он пел нам песни... Я много чего видел, многое узнал. Научился некоторым законам, правилам - как себя нужно вести в той или иной ситуации. Это хорошая школа.

- Миша, когда и как появился коллектив, который помнят до сих пор - "Лейся, песня!" (или как его еще называли "Взвейся, пейса")?
- "Лейся, песня!" появился в 75-м году. Я как раз приехал из Магадана, делал аранжировки для разных коллективов, в том числе для ансамбля "Мелодия" на радио, аранжировал песни Славки Добрынина, мы с ним дружили. И он говорит: "Знаешь что? Создали коллектив "Лейся, песня!" Плоткин и Селезнев в Кемеровской филармонии, но разругались…" В общем, Добрынин, который тоже принимал в этом активное участие, порекомендовал меня. И я туда полетел, в Кемерово. Приехал и возглавил "Лейся, песня!".
Там мы получили звание лауреат премии "Юность Кузбаса". У нас совершенно не было в репертуаре никаких комсомольских песен, мы были полностью запрещены на телевидении... Впрочем, я и сейчас практически на ТВ запрещен. Меня нет пять лет на ОРТ. Меня почти нет на РТР.

- Миша, да ты с экрана не уходишь!
- Нет, это было раньше. До 98-го года я действительно был очень много везде. Очень. Не на бис, а назло, как говорится.

- Ты хочешь сказать, что тебе на телевидении перекрыли кислород?
- Да.

- Почему?
- Меня не любит Эрнст.

- А за что он тебя не любит?
- А не знаю. Мы с ним не знакомы. Просто не любит. Подозреваю, что этот человек вообще на личности не обращает внимания. Ему важно,совпадает ли это с его коммерческими интересами или какими-то еще. Я с ним не знаком, мы ни разу не пересекались в жизни, но вот он меня не любит. До тех пор пока его не было там, у меня было все хорошо на ОРТ.

- Хорошо, Бог с ним, с ОРТ, а почему тебя отлучили от других каналов?
- Меня когда спрашивают журналисты: "А чего это вас не видно на ТВ?", я говорю: "А я туда и не хожу". Нет, на РТР я могу быть, но дорого очень стоят эфиры - прокручивать клипы, - и мне практически сейчас это не нужно. Я есть на ТВЦ, а больше нет музыкальных каналов. Сегодня музыкальных программ, практически на российском телевидении нет.

- То есть, ты хочешь сказать, что в последнее время маэстро Шуфутинский попал в телеопалу в Москве?
- Конечно. Конечно. Я ни для кого не гожусь - "не формат". Потому что я не наклонился ни перед одним продюсером, сам себе всю жизнь продюсер - это раз. Во-вторых, я выпускаю альбомы, они самодостаточны, они стоят в десятках лучших альбомов по продажам годами…

- Как работал на аншлагах, так и работаешь?
- Конечно. Мало того, у меня появилось очень много частных приглашений - юбилеи компаний, презентации - которые мне даже больше нравятся, чем публичные концерты. Они гораздо интереснее и материально выгоднее, и легче. А публичные концерты я устраиваю тогда, когда мне этого хочется.

- Сколько концертов ты работаешь в месяц?
- От двенадцати до восемнадцати, в среднем пятнадцать.

- Будь здоров! Еще чуть-чуть, и можно "чесом" назвать.
- Ты прав. Это очень много. А знаешь почему? Потому что концерт - это хорошо. Ты выходишь, обо всем забываешь, реализуешься на сцене, общаешься.

- Тяжело же, Миша, пятнадцать-восемнадцать концертов... Даже если не считать перелеты, это все равно работа, если не на износ, то близко к этому. Зачем тебе это нужно? Извини, но ты уже ведь можешь себе позволить столько не ишачить?
- Я жадный до общения. Все время боюсь, что мне этого не хватит. Я себя хочу реализовать. Просто, понимаешь, это ни с чем не сравнимое ощущение - когда ты… там какие-то микробы в воздухе особые, когда ты выходишь на эту сцену, выступаешь. Когда-то в меня это запало. Я думаю, это случилось в 90-м году, когда я первый раз поехал в Союз на гастроли. Вот с тех пор во мне это живет, и я не могу - наркотик. Кроме того, деньги тоже нужны, потому что очень много расходов, у меня огромный штат людей: у нас 26 человек работает.

- Ну и обязательно, как минимум, две красивые женщины должны быть слева и справа от тебя...
- Лучше - три.

- Расскажи, как ты помирился с дико обиженным в свое время на тебя Розенбаумом?
- Знаешь, честно говоря, мы и не ссорились, и не мирились.

- Неправда. Я помню - Саша был на тебя ужасно обижен. Ты пел его песни тогда, когда самого Розенбаума знали плохо, хотя во всех такси крутились его кассеты. Он дико обижался за свое авторство... А потом вы вроде бы подружились и даже выпустили вместе несколько дисков.

- Это не совсем так. Я не знаю, как крутили его песни в такси, я жил тогда в Америке. Но знаю, что когда я приехал в 90-м году в первый раз в Москву, то не мог себе представить, что мои пластинки и кассеты действительно крутят везде! И мы сделали 75 концертов на стадионах за три месяца. Мы с ним встретились, очень хорошо встретились и подружились. Он человек безумно талантливый, но достаточно сложный характер у него... Он подвержен каким-то всплескам эмоциональным... Иной раз, когда встречаемся с ним в аэропорту случайно - обнимаемся, а иной раз он может даже не поздороваться, не посмотреть в мою сторону...
Я его песни не пою уже давно. И я горжусь тем, что народный артист Розенбаум когда-то написал замечательную песню "Гоп-стоп", а я просто ее хорошо спел - и все. Я не народный артист, я обыкновенный Михаил Шуфутинский.

- И не обласкан президентом?
- Я не обласкан властью, поскольку этого не ищу. И я все-таки иностранец для них.

- И все равно - иностранец?.. Скажи, Миша, ты действительно чувствуешь при общении с коллегами, с большими государственными людьми, несколько иное отношение, чем к россиянам? Мне кажется, что этого просто не может быть, ты уже настолько свой для них...
- Я свой для них. Они меня приглашают на свои дни рождения, даже не спеть, а просто побыть вместе. Они хотят со мной дружить. Но в официальных мероприятиях я не участвую. Скажем на День пограничника в концертный зал "Россия" на праздничный концерт меня не пригласят выступать. Может, это из-за репертуара? Но репертуар у меня самый обширный, такой же, как у всех. Я совершенно от этого не комплексую. Я живу в стране, где меня любят миллионы других людей. И вот это для меня - самая большая награда. Я ими обласкан, а уж как власть на это смотрит, это их дело.

- Шуфутинского часто называли человеком, который поет блатной репертуар... Кстати, "Бродяга Байкал переехал" тоже ведь блатная песня, согласен?
- Конечно, конечно.

- Есть замечательные песни, которые принято называть блатными. Но сегодня очень часто приходится слышать, что Россия по своему творчеству музыкальному превратилась практически в зону, что звучит одна блатяра, которая заполонила все. Тебя это не раздражает?
- Ну, это не совсем так... Всего одно Радио Шансон есть, которое было, в общем, за решеткой долго-долго, было не разрешено, было вне закона. Сегодня оно вышло в эфир, и получилось так, что это единственное радио, которое за два года своего существования без всякой рекламы встало в пятерку лучших радио в стране. Значит, видимо, говоря языком рынка, есть на это покупатель… Блатные - это тоже часть народа. Лагеря - это часть российского народа и, между прочим, в свое время большая часть. Понимаешь, если я пою, и если блатной поет или вор поет - это другая история совсем! Потому что он поет как человек, живущий в этом. Это совершенно разные вещи.

- …Судя по тому, как ты начал скромничать, ты меня не подведешь и что-то споешь.
- Я тебя не подведу. Но я правда не вокалист, не певец, я исполнитель, музыкант. И я чувствую песни по-своему и по-своему их преподношу. А вот что спеть сейчас, я не очень хорошо знаю... Например, недавно мой альбом новый вышел, и он уже был готов к изданию. И вдруг я чувствую - не хватает мне там какой-то цыганской песни. Есть русская, есть еврейская, есть какие-то эмигрантские... Но не хватает чего-то! И вдруг вспоминаю, как в каком-то, черт знает каком, 85-м или, 86-м году в ресторане "Одесса" я слушал Алешу Дмитриевича…
И я вспомнил, как он вышел, такой щуплый мужичок (покойный сегодня) и заиграл на этой гитаре, и это был такой бой, такая музыка, такие звуки фантастические, в нем была такая энергия! Вот эта песня мне вспомнилась, и представляешь, я с одного раза поехал в студию, записал ее, сделал, и она сегодня открыла мой альбом новый. А еще Полярник написал хорошую песню для меня. Называется она "Играл скрипач". Я ее обработал под еврейскую. Мне показалось, что этот скрипач слепой, еврей. Вот в новом альбоме она вышла.

- Некий переброс с "Скрипач а идиш Моня"?
- Да. Я, кстати, с Моней встречался.

- Я с ним тоже встречался. Это ведь та самая знаменитая стекляшка, которая была в Ростове-на-Дону... Горел камин, и Моня выходил со скрипкой и с орденами…

- А я когда приехал и выступал на стадионе в Ростове в первый мой приезд туда, он вышел ко мне, и играл. Я ему спел тогда эту песню Розенбаума...

- Поделись, пожалуйста, своими ощущениями. Как ты, после двенадцати лет жизни в США, воспринимаешь эти десять лет в России? - Два измерения. Первое - безусловно, там начался капитализм. А это прогресс, расцвет. Рано или поздно страна приходит к нормальному состоянию более или менее. Проблема только в том, что люди далеко не готовы, совершенно не готовы к этому, они не дотягивают, конечно, до Америки очень сильно. Поэтому Америку сильно не жалуют...
…Ты отъезжаешь 150 километров от Москвы, и уже совершенно другая страна, живущая другими интересами, другим способом и по другим законам. Поэтому потребуется очень много времени для того, чтобы это изменилось. Кроме того, здесь, предположим, человек неблаговидным образом работал в компании или партнера обманул и был изгнан, и если я об этом узнал - в худшем случае я ему не подам руки, не поздороваюсь. В Москве - по-другому. Там просто его сразу застрелят.

- Не изменилось в этом плане ничего?
- Изменилось. Криминальная часть населения старается перейти в легальный бизнес.

- К тебе всегда тянулись "крутые", криминальные авторитеты, мафионеры, они и уважали тебя, и зазывали к себе. Ты устаешь от этого? Или привык?..
- Они тянутся не только ко мне, а вообще ко всем.

- К тебе - особенно, учитывая и жанр, и голос.

- Ну, у меня есть мужское начало, его гораздо больше, чем у Пенкина, или там у кого-то еще, поэтому они, безусловно, тянутся ко мне. Я на самом деле мало общаюсь, очень мало общаюсь с людьми, которых не знаю. И если я это делаю, то они никак для меня не различаются по социальному положению или по роду занятий. Я их не разделяю: это вор или прокурор, адвокат или карманник… Я вижу человека, он мне или нравится, или не нравится. Я или хочу с ним говорить, или не хочу - вот и все.

- Ну, а почему ты часто меняешь женщин, которые вокруг тебя на сцене, или почему тебе уже не хватает двух...
- Просто у меня в коллективе в танцевальной группе три девушки и два парня. Я не часто меняю, потому что это коллектив, они прирабатываются, прирастают друг к другу, но есть программа, которая обновляется постоянно. Ну я страюсь… От меня никто не уходит так просто…

Интервью приведено в сокращении.