Критерий Гинзбурга

Матвей Гейзер

Поводом для этих заметок стало событие, которого ждали давно, по меньшей мере два-три десятилетия, - присуждение в 2003 году Нобелевской премии в области физики великому ученому ХХ века Виталию Лазаревичу Гинзбургу.
"Кстати, иногда я думаю о Нобелевской премии. Я не надеюсь ее получить, слишком большая там толкотня, да я вовсе и не страдаю манией величия и не считаю, что мне должны что-то дать, а только могли бы дать. Но пишу потому сейчас, что если просто нет - так нет, а вот если получат другие (а так бывает) за то, что и мне должны были дать, - тогда будет обидно. Примеры: если бы премию дали Абрикосову, решавшему уравнения Гинзбурга-Ландау…", - так написал В. Гинзбург в статье "Как я стал физиком-теоретиком" (1979 г.). Именно Абрикосову присудили Нобелевскую премию вместе с Гинзбургом. Пожалуй, это справедливо.
Имя Виталия Лазаревича Гинзбурга уже давно стало символом высокой человеческой порядочности и нравственности. Очень немногие позволили себе в период травли академика Сахарова отказаться от участия в ней. В.Л. Гинзбург поступил по-иному: "Я отказался подписывать какие-либо осуждающие его письма и, вообще, в отделе относились к Сахарову вполне лояльно, даже когда он был в 1980 г. выслан в Горький. По нашей инициативе он остался сотрудником отдела, и… сотрудники отдела к нему ездили… Как заведующему отделом, мне, естественно, пришлось особенно много заниматься "делом Сахарова"…
21 декабря 1980 г. ночью (помню эту дату) я услышал по голосу "из-за бугра" о том, что состояние здоровья Сахарова катастрофическое. Я сел писать письмо наверх, но понял, что, не поговорив с Андреем Дмитриевичем, сделаю "что-то не то". Я тут же поехал к нему в Горький. На следующее утро был уже у него. Застал его на ногах, но очень похудевшим. Настроение его показалось мне бодрым, во всем улавливалась обеспокоенность, тревога. Андрей Дмитриевич рассказал мне, что обратился с письмом к Андропову, в нем ходатайствовал о разрешении жене выехать за рубеж для лечения. Ответа не было, и это его очень волновало".
Вскоре после окончания Великой Отечественной войны В.Л. Гинзбург получил приглашение от академика А.А. Андронова организовать и возглавить в Политехническом институте в Горьком кафедру распространения радиоволн. "Занятия этой кафедры в тех тяжелых послевоенных условиях кажутся мне сейчас авантюрой. Но мне тогда было двадцать девять лет, …хотелось учить молодежь, а в Москве это было трудно сделать… Я встретил там мою теперешнюю (вторую) жену Нину Ермакову, в 1946 году мы поженились… (Нина Ивановна Ермакова с 1947 года носит фамилию Гинзбург. - М.Г.)
Нобелевскую премию - самое авторитетное в мировом масштабе признание - Виталий Лазаревич Гинзбург получил в возрасте весьма почтенном (4 октября 2003 года ему исполнилось 87 лет). Но имеет ли значение возраст, когда речь идет о Виталии Гинзбурге, человеке сохранившем до сих пор не только светлость ума, но и бодрость духа.
Виталий Лазаревич Гинзбург родился в Москве. В этом городе прожил всю жизнь за исключением двух лет, проведенных во время войны в эвакуации в Казани. Отец его работал инженером в области очистки воды, имел ряд патентов.
Семилетнюю школу Виталий Лазаревич окончил в 1931 году и избрал нетипичный для того времени путь - не стал учиться в фабрично-заводском училище, а устроился на работу препаратором в лаборатории Московского вечернего машиностроительного института имени Бубнова. Там-то и состоялся первый его "роман" с физикой. "Со мной вместе работали лаборанты, влюбленные в физику. Позже они серьезно занялись этой наукой. Это Лев Владимирович Альтшулер и Вениамин Аронович Цукерман (в науке известен как Владимир Александрович Крайнин. - М.Г.). Они немало сделали для создания атомного и термоядерного оружия в знаменитом Арзамасе-16".
С 1934 года Виталий Гинзбург - студент физфака МГУ. Любимым его учителем едва ли не с первых дней стал академик Леонид Исаакович Мандельштам. Кафедрой теоретической физики руководил академик Игорь Евгеньевич Тамм. "Эта кафедра казалась мне наиболее привлекательной, но мои математические способности весьма скромны,… поэтому я выбрал экспериментальную оптическую специальность" (этой кафедрой заведовал Г.С. Ландсберг. - М.Г.).
МГУ В. Гинзбург окончил в 1938 году и продолжил обучение в аспирантуре… "Тогда же мне пришла в голову мысль, что электромагнитное поле движущегося заряда может играть такую же роль, как и поток фотонов и, в частности, вызвать индуцированное излучение. Эта идея ошибочна, ибо поле заряда не эквивалентно свободному полю. Но в те времена ситуация была далеко не столь ясна. Во всяком случае, когда осенью 1938 года (кажется, это историческое для меня событие произошло 13 сентября) обратился с соответствующим вопросом к И.Е. Тамму, он заинтересовался проблемой…"
С того дня жизнь и судьба В.Л. Гинзбурга пошли по одному пути. "Я многим обязан И.Е. Тамму, его отношению к людям". Особая дружба связывала В.Л. Гинзбурга с другим великим ученым ХХ века, Львом Давыдовичем Ландау (быть может, памятником их совместной работе стала теория Гинзбурга-Ландау, созданная в начале 40-х годов, но опубликованная лишь в 1950 году). К их отношениям относится фрагмент моей беседы с В.Л. Гинзбургом 8 января 1992 года:
М.Г.: - Судя по фамилии, предки ваши из Баварии, из города Гинзбурга.
В.Г.: - Предки мои действительно из Баварии, но не из Гинзбурга, а из Ландау. Да и фамилия моих пращуров была Ландау. Отец мой родился в 1863 году в Могилеве, в Белоруссии. Он был превосходным человеком, но старше меня на пятьдесят три года. Были дома разные трудности. Было мало друзей, не было ни братьев, ни сестер, ни хорошей школы…
О своих дальних предках знаю немного: в Россию они попали еще в конце XVII века, прадед мой женился на женщине по фамилии Гинзбург. Уж по каким соображениям он принял фамилию жены - не знаю, но со времени его женитьбы наш "род" Ландау стал носить фамилию Гинзбург. И надо же такому случиться, что жизнь мне преподнесла подарок - дружбу с замечательным человеком, выдающимся ученым Львом Давыдовичем Ландау. Он был моим другом и учителем. Помню, когда-то он сказал мне:
- Я старше тебя на тринадцать лет.
- По моим расчетам, на девять.
- Это как считать. Моя первая работа опубликована в двадцать шестом году, а твоя - в тридцать девятом.
- Можно и так считать…
Ландау ушел уже много лет назад. Он был уникальным физиком и учителем физиков. Поэтому отношение к нему неразрывно связано с отношением к самой физике, такой дорогой и близкой многим из нас. На моем докладе о жизни Ландау, о нем как о физике собралось более двухсот человек…"
Я имел счастье присутствовать на этом, впрочем, как и на других гинзбургских семинарах в ФИАНе - Физическом институте имени Лебедева Академии наук). И не раз задумывался над феноменом Гинзбурга. Это не только великий ученый, но и талантливый актер. На гинзбургских семинарах бывали слушатели, далекие друг от друга, - именитые ученые и студенты вузов, актеры и писатели. На этих семинарах я, как и многие другие, ловил себя на том, что, почти ничего не понимая (и это при том что я окончил математический вуз), не мог оторваться от всего происходившего там. Есть во всем этом еще одна непостижимая тайна Гинзбурга. Впрочем, однажды он раскрыл ее: "Единственный талант, который я за собой признаю, - это ораторский. Вот здесь - что-то "от Б-га". Я волнуюсь, готовлюсь, мне важно выступить успешно (может быть, здесь какой-то актерский элемент)…Даже по-английски я "держу" обычно аудиторию".
В одной из бесед - состоялась она в начале 90-х годов - я заговорил с Виталием Лазаревичем об антисемитизме тогда еще в СССР. Он сказал, что, по его мнению, антисемитизм "сегодня не так уж реален и опасен". Я возразил, напомнив о многочисленных публикациях антисемитского толка в печати, об издании "Майн кампф", "Протоколов сионских мудрецов", о возникшей откровенно антисемитской прессе, где публикуются призывы к расправе над евреями. Гинзбург ответил: "Согласитесь, что за последнее время изменения в "еврейском вопросе" произошли. При Сталине, да и позже антисемитизм был государственным, и в то же время лицемерно провозглашалась политика советского интернационализма. Сейчас государственного антисемитизма нет. Недавно представители еврейской организации - кажется, она называлась Ваад, - попросили меня, как депутата Верховного Совета, передать письмо Лукьянову (в ту пору - председатель Верховного Совета. - М.Г.). В нем излагались факты, подтверждающие существование антисемитизма в СССР. Мы с писателем Гельманом написали свой меморандум и вручили его Лукьянову. Каким-то образом документ этот попал в ленинградскую газету и был опубликован с маленькой купюрой: не напечатали лишь тот абзац, в котором сообщалось, что среди народных депутатов евреев - 15, то есть ровно 0,67%. Заметьте - не 0,66 и не 0,68, а именно 0,67! Значит, похоже на то, что процентная норма остается и сегодня?.. И все же я верю в русскую интеллигенцию, в победу настоящей демократии.
Мне выпало истинное счастье - я жил и работал среди замечательных людей, для которых "пятый пункт" не только не имел значения - они и в мыслях не допускали деления людей по национальному признаку. И с ними считались, допускаю, что вынужденно, "в верхах". Попробовал бы кто-то "посоветовать" Сергею Ивановичу Вавилову или Игорю Евгеньевичу Тамму не принимать на работу человека потому, что он еврей!"
И снова фрагмент из бесед:
М.Г.: - Я читал ваши публикации на общественные темы и заметил, что особую вашу неприязнь вызывает некомпетентность. В связи с этим задам такой вопрос: в нашей стране когда-то был создан так называемый Антисионистский комитет советской общественности (АКСО). Знакомы ли вы с его деятельностью? Читая печатные материалы, выпущенные этим комитетом, не трудно узреть уровень "профессиональной компетентности" его деятелей. У меня такое впечатление, что "дирижеры" этого комитета не понимают даже смысл слова "сионизм", и поэтому (а может быть, так и было задумано отцами АКСО) они скорее способствуют разжиганию антисемитизма, чем борьбе с сионизмом. Да и нужно ли с сионизмом бороться?..
В.Г.: - С кем и с чем мы только не боролись?.. С Винером и компьютерами боролись, с ксерокопирующей техникой - готовы были ее уничтожить, помните, я писал об этом? Что касается моего отношения к этому комитету, то скажу следующее: когда я узнал, что в состав его руководства вошел знакомый мне академик, то перестал с ним здороваться.
Сегодня, когда так много событий ХХ века, так много личностей, казалось бы, незабываемых, канули в Лету, имя Виталия Лазаревича Гинзбурга, удостоенного Нобелевской премии, обретает новую жизнь, иную значимость. Он - иностранный член девяти академий наук (Лондонского Королевского общества, Американской национальной академии наук, Лондонского Королевского астрономического общества и др.), кавалер десятков наивысших наград, перечень которых занял бы несколько страниц, но прежде всего это человек кристальной честности и порядочности. Однажды он сказал мне: "Я не отказываюсь ни от одного прожитого дня". Так о себе могут сказать очень-очень немногие.
"Критерий Гинзбурга". Под таким названием вошло в науку одно из важнейших открытий, сделанное Виталием Лазаревичем Гинзбургом еще в молодые годы. "Критерии Гинзбурга" существуют не только в науке. В своей статье "Как я стал физиком-теоретиком и вообще о себе…", написанной 16 октября 1979 года, В. Гинзбург сказал: "Я никогда не двурушничал". И в этом еще один "Критерий Гинзбурга"… "Я склонен различать "хорошее" честолюбие от честолюбия вообще и тщеславия. "Хорошее честолюбие" у меня, безусловно, есть, под этим я понимаю стремление и желание сделать работу, хорошую работу и стремление, чтобы эта работа была признана, стала известна. Но я не хотел бы известности за чужой счет, необоснованно", - вот еще один принцип Виталия Гинзбурга.

София Гандлер, "Еврейский мир"