Прологом к Катастрофе, пережитой народом Книги в ХХ столетии, стали еврейские погромы в России на рубеже Х1Х-ХХ вв. Явление было столь впечатляющим, что русское слово "погром" стало международным. Уходит ХХ век, мы вступаем в новое тысячелетие, но память о кишиневском погроме, который разразился в пасхальные дни 6-8 апреля 1903 года, жива. И в царской, и в советской России память эту хотели убить. Лев Толстой, профессора Московского университета В.И.Вернадский, С.Н.Трубецкой и другие деятели культуры (свыше 300 подписей) возвысили негодующий голос, обвиняя правительство в попустительстве кровавому злодейству. Их голос старались заглушить. Немногие иерархи православной церкви (Иоанн Кронштадтский и епископ житомирский Антоний) обратились к пастве с осуждением громил, но брошюры с их проповедями по приказу властей были в Кишиневе конфискованы. Судебный процесс по делу о погроме (ноябрь 1903 г.) был закрытым и по распоряжению министра внутренних дел Плеве в прессе не освещался. Редакции газет, нарушившие запрет, были строго предупреждены.
В зарубежной печати появились стенографические отчеты о процессе, которые вели адвокат и близкие родственники пострадавших. Быть может, нам, проживающим в Германии, будет любопытно узнать, что первая небольшая книжка "Кишиневский погром. Сборник документов и материалов" вышла в 1903 г. в Штутгарте стараниями бывшего "легального марксиста" Струве. Когда князь С.Урусов, назначенный после погрома на должность губернатора Бессарабии и присутствовавший на процессе, пишет в своих воспоминаниях, что слова "кишиневский погром" не сходили со страниц и повторялись везде то в форме напоминаний, то в форме предупреждений и опасений, следует помнить, что имелась в виду не отечественная, а зарубежная пресса.
Лишь в 1911 году вышли в Петербурге в переводах Вл. Жаботинского "Стихотворения и поэмы" Хаима Бялика и среди них - "Сказание о погроме". Первая мировая война, революция оттеснили на задний план кишиневские события 1903 года. Впрочем, в революционном Петрограде в 1919 году вышел первый том "Материалов по истории антиеврейских погромов в России". До издания второго тома дело не дошло, зато в годы гражданской войны по Украине прокатилась волна куда более страшных погромов. В 1930 году в Кишиневе (в ту пору это была Румыния) вышла книжка доктора М.Б.Слуцкого, очевидца, "В скорбные дни. Кишиневский погром 1903 года". Это было единственное напоминание, а потом долгое молчание и - Катастрофа.
В пору перестройки историки Кишинева обратились к прежде табуированной теме. В результате архивы "заговорили" - все эти фонды, описи, дела, листы. В апреле 1993 г. в Кишиневе состоялась научная конференция, материалы которой составили сборник статей "Кишиневский погром", изданный с помощью "Джойнта". Двумя годами ранее в Москве вышла основательно документированная книга Семена Резника "Кровавая карусель", в центре которой две фигуры: издатель газеты "Бессарабец", черносотенец Павел Крушеван, главный идейный вдохновитель погрома, и его антагонист, публицист и писатель Владимир Короленко, известный правозащитник, по современным понятиям. Сейчас, когда интерес к документальной и мемуарной литературе очень велик, возможно, стоило бы рассказать об этих двух публикациях, где эхо погрома звучит в цифрах и фактах: 49 убитых, 586 раненых, свыше 1500 разгромленных еврейских домов... Но меня больше влекут факты истории, претворенные в образы, а потому - к ним. Короленко и Бялик прибыли в Кишинев почти одновременно, сразу после погрома. Первый - из Петербурга по заданию "Русского богатства", второй - из Одессы по поручению Еврейского исторического общества, председателем которого был видный историк С.М.Дубнов. В течение двух недель Короленко бывал на местах жутких событий, где следы бесчинств не удалось уничтожить, осматривал разрушенные дома, беседовал с их уцелевшими обитателями (в частности с жильцами дома № 13 по улице Азиатской), посещал больницы, опрашивал раненых. Он назвал свой очерк "Дом № 13", не указав улицы, тем самым подчеркнув типичность картины: ведь на каждой улице есть свой дом № 13, и везде происходило или могло случиться то, что и здесь, на Азиатской.
Дом мертв: он смотрит пустыми глазницами выбитых окон, сорванные поломанные рамы свисают, точно перебитые руки. Двор усеян пухом, осколками, обломками мебели, обрывками одежды. На всем - печать дикого ожесточения. Короленко не видел, как убивали жильцов, но он говорил со многими свидетелями и в их числе с маленькой девочкой, которая видела все. Он передает ее рассказ так, будто слышишь придушенный голос этого навсегда испугавшегося и омертвевшего душой ребенка. И это производит более глубокое впечатление, чем гневные филиппики в адрес виновников. Случившееся в Кишиневе противно человеческому естеству. Короленко мучают вопросы, которые он ставит и перед своим читателем: как человек становится недочеловеком, зверем? Кто в этом виноват? Почему толпа обывателей-христиан гогочет, наблюдая, как громилы гоняют по крыше двух беззащитных стариков и девушку, пока они, упав, не разбиваются насмерть? Где в этих зеваках человеческое? Кто его удушил в их душах? Пером Короленко водили не только возмущение, но и стыд, стыд за православных (молдаван среди погромщиков было даже больше, чем русских). Эти же чувства - гнев и стыд, только возведенные во множественную степень, т.е. яростный гнев и жгучий стыд пронизывают поэму Бялика "Сказание о погроме". Поначалу он намеревался писать документальную хронику погрома. Он вел дневник, исписал сотни страниц в шести блокнотах, сделал 60 снимков, собрал массу вырезок - свидетельства о подстрекательской роли кишиневской прессы накануне погрома. Но хронику Бялик не написал. В нем заговорил поэт, и он создал поэму, которая принесла ему всемирное признание. А материалы его архива, 85 лет пролежавшие на полках, усилиями д-ра Якова Горена все же были изданы в Израиле.
Пройдя через плавильную печь поэтического воображения, "руда фактов" вышла чистым золотом. "Cказание о погроме" - произведение высочайшей пробы. Поэме, несмотря на ее небольшой объем, присуща удивительная масштабность. Конкретика кишиневского топоса соединены в ней с емкой символикой, которая лишает кишиневскую топику признаков конкретного исторического времени. Понимаешь, что Бялик говорит о случившемся в эти черные для кишиневских евреев дни, он натуралистически воссоздает ужасные детали погрома ("присохший на стволах и камнях и заборах / Остылый мозг и кровь комками", "Набитый пухом из распоротой перины / Распоротый живот - и гвоздь в ноздре живой"), но одновременно понимаешь, что он ведет речь о чем-то большем. Сила воздействия поэмы необычайна и объясняется тем, что написана она как монолог Бога, монолог, обращенный к поэту как к посреднику между Ним и Его народом. Отсюда пророчески-библейский пафос и поразительная мощь звучания.
Сам Бог ведет его и побуждает все увидеть, все запомнить. Поэма начинается словами: "Встань, и пройди по городу резни". Повелительные интонации усиливаются: "Иди. Вскарабкайся под крыши на чердак:/ Предсмертным ужасом еще пропитан мрак..." "И загляни ты в погреб ледяной,/ Где весь табун, во тьме сырого свода,/ Позорил жен из твоего народа - / По семеро, по семеро с одной". "Загляни \ В ямской сарай за городом у сада - / Войди туда. Ты в капище резни". "И дверь, войдя, замкни,/ И стань во тьме, и с горем тихо слейся,/ Уйди в него, и досыта напейся / И на всю жизнь им душу наводни..." Путешествие по кругам кишиневского ада рождает ассоциацию с путешествием Данте в "Божественной Комедии", тем самым поэма Бялика включается в круг самого высокого искусства.
Читая ее, невольно вспоминаешь пушкинские строки: "Восстань, пророк, и виждь и внемли,/ Исполнись волею моей". Поэт Бялика -тоже пророк. Тем не менее, поэма вызвала у евреев очень сложные чувства, ибо это был не только реквием по невинно убиенным, но и гневное обвинение еврейства. Обвинение не в том, что евреи дали повод для погрома, как утверждали на процессе защитники громил. Нет, таковой вины Бог за своим народом не числит. Он винит их в том, что они забыли свою героическую историю, изменили духу великих предков, недостойно повели себя перед лицом смерти, не защитили достоинство и честь народа, семьи, человека. "Потомки тех, чей прадед был Иегуда,/ Лев Маккавей, - средь мерзости свиной,/ В грязи клоак с отбросами сидели,/ Гнездились в каждой яме, в каждой щели -/ По семеро, по семеро в одной". Поэма исполнена горечи сострадания и горечи стыда: "Огромна скорбь, но и огромен срам./ И что огромнее - ответь, сын человечий!" Упреки Бога, Его суд беспощаден. Бялик вложил в уста самого Бога свои заветные мысли о необходимости пробуждения народа, о необходимости подниматься с колен, распрямлять спину и бороться за достойное место в мире.
Поэма о кишиневском погроме оказалась пророческой, она стала реквиемом по миллионам жертв Холокоста. Но гнев ее мобилизовывал, и в том, что сегодня евреи имеют свое государство, есть заслуга и Бялика. И сейчас, на исходе тысячелетия, поэма Бялика звучит актуально. В 1990 году появился новый перевод Льва Беринского под названием "Город резни". Слова праведного гнева взывают к нам, нам адресованы. Наверно, нужна немалая смелость и внутренняя честность, чтобы это признать.
Последним на сегодняшний день произведением, где звучит эхо кишиневского погрома, является роман-хроника Бориса Сандлера "Жизнь и прах" (1991), в основу которого положены официальные документы, добытые автором в открывшихся, точнее в приоткрывшихся архивах. Живых свидетелей еврейских погромов начала века не осталось, но память о трагедии жива.
На еврейском кладбище в Одессе, в дальнем его углу, есть необычный памятник: высокая, в два человеческих роста, и длинная бетонная стена, ограниченная по бокам скромными колоннами. Она вся испещрена надписями на иврите и увенчана звездой Давида. Это списки жертв одесских погромов конца Х1Х-начала ХХ века. Мой отчим, чью фамилию я ношу, ровесник века, воспитанник еврейского сиротского дома, привел меня как-то к этой одесской "стене плача". Оказалось, там значится имя его отца, бедного портного, убитого в 1905 году лишь за то, что он был евреем. В Кишиневе подобной стены нет. Бывая в Одессе, всегда иду к этому памятнику - слушать усиленное Холокостом гулкое эхо погрома.

Статья печатается с любезного разрешения редакции журнала "Заметки по еврейской истории"

http://rjews.net/berkovich/

сделать домашней

добавить в закладки

Поиск по сайту

Самые читаемые страницы сегодня

Анонсы материалов