Великий драматург Григорий Горин
Тем, кто был знаком с Гориным, можно гордиться, что жил с ним в одно время. Таких, о ком можно так сказать, не так много, согласитесь. По нему можно было сверять свое ощущение происходящего. Ни одного фальшивого движения, ни одного не к месту сказанного слова, достоинство во всем.
В нынешнем марте ему исполнилось только 60. Совсем недавно в московском цирке с шумом прошло яркое представление, посвященное 20-летию телефильма "Тот самый Мюнхгаузен", снятого по его сценарию. А телевидение показало первую ленту, сделанную по его рассказу в начале 70-х, - "Остановите Потапова!". И были запланированы новые встречи замечательного писателя Григория Израилевича Горина со зрителями (они с такой радостью встречали автора любимых ими фильмов "О бедном гусаре замолвите слово", "Дом, который построил Свифт", "Формула любви" и других!). А его уже нет.
Тем, кто был знаком с Гориным, можно гордиться, что жил с ним в одно время. Таких, о ком можно так сказать, не так много, согласитесь. По нему можно было сверять свое ощущение происходящего. Ни одного фальшивого движения, ни одного не к месту сказанного слова, достоинство во всем. И это не напоказ. Наверняка, оставаясь один на один с собой, он вел себя так же.
Очень сложно совместить достоинство и несерьезность, озорство и природную мудрость. Горину - удавалось. Кажется, он не менялся никогда. Он был таким же, когда к нему только приходила известность - во времена совместного творчества с Аркадием Аркановым: беззаботного остроумия и мальчишеских выходок. Он остался таким, когда по стране пошли его пьесы и фильмы, наполненные иронической грустью и искрометным юмором. Горин из тех редких писателей, которым дано возвысить наивную сказку до жизненных обобщений, перевести литературный шедевр на язык кино так, чтобы он приобрел несколько новых измерений и неожиданных подтекстов.
Ну, каковы были бы 60-е без его рассказов на 16-й полосе "Литературной газеты" и монологов в исполнении Аркадия Райкина? А 70-80-90-е без его пьес и фильмов по его сценариям? Свифт без Горина был бы совсем другим Свифтом. И "Ленком" был бы другим театром. И мы были бы другие. Горин научил нас смотреть на мир другими глазами. Горинский смех сквозь раздумье, через поиск нереальных путей дарован нам - чтобы придать осмысленность и оправдание пребыванию на этой грешной земле. Он написал "Поминальную молитву", призвав к пониманию друг друга людей, не желающих слушать, слышать и понимать, ведь ненавидеть куда легче, чем любить. Припомнит ли кто-нибудь, чтобы этот автор позволил впустить в свой мир злобу дня? Он не стал бы тратить душу на такие пустяки. Григорий Горин был необыкновенно щедр в своем творчестве. То, что он нам подарил, останется навсегда, и нам будет, что передать своим детям.
Когда одна из газет решила подготовить для него поздравление к Юбилею, он тактично предложил ей свой вариант поздравления самого себя. Вот строчки из него:
"Привет тебе, мой организм,
За то, что в 60
Ты сохраняешь оптимизм
И той жизни рад
Тебе спасибо, голова,
Что в страшной суете
Еще рифмуешь ты слова,
Хотя порой не те,
Вам, руки, ноги и живот,
Всему, что там внутри живет
И что торчит вовне, --
Вам всем, друзья, большой привет!
Желаю жить вам много лет,
А вместе с вами - мне!"
Без Горина мир станет скучнее...
Этот удивительный, замечательный, потрясающий человек и писатель умер в 7 утра. Абсолютно ничего не предвещало несчастья. Накануне он горячо, как всегда эмоционально обсуждал с друзьями, куда поехать летом. Его веселый, ироничный, насмешливый и здоровый вид был всегда упреком нытикам, хлюпикам, любителям вешать на других свои проблемы. Он был очень сильный человек, в любой ситуации сохранял выдержку и спокойствие, давая силы другим.
Но, видимо, и у сильных наступает предел, они подходят к краю, но делают это так, что все думают: вот человек успешный, легко и красиво живет... Первый звонок прозвучал в мае, когда Григорий Израилевич поехал на фестиваль капустников в Нижний Новгород. Неожиданно там прихватило сердце - врачи сказали, что стенокардия, и хорошо бы полежать и поберечься. Он немного полежал. Потом вернулся в Москву, и как настоящий доктор (а по образованию он врач), совершенно не обращал на себя внимания.
В среду, как говорит его жена Люба, Горину стало нехорошо. Он злился, поскольку терпеть не мог болеть. Вызвали "скорую". Врачи послушали, сделали кардиограмму и вроде бы ничего не обнаружили. Решили, что переутомился. А в пять утра следующего дня начались сильные боли за грудиной, он стал задыхаться, покрылся потом... Приехавшие врачи "скорой" начали судорожно ставить капельницы. Боли все равно усиливались и были нестерпимыми. Жену не пустили в комнату, и она только услышала по телефону, как врач кому-то сказал: "Клиническая смерть". Потом - реанимация. Диагноз - обширный инфаркт.
В тот день, когда умер Горин, в Театре им. Маяковского играли лучший из его последних спектаклей "Кин IV". В нем умирают великий английский актер Эдмунд Кин и король Англии. Две разные судьбы, две разные смерти. Самое интересно, что смерть в пьесе Горина светлая, оставляющее какое-то легкое, хотя и печальное чувство.
Горинскими воспоминаниями открывался вышедший недавно в Москве сборник воспоминаний об Андрее Миронове, Горин фигурировал и как автор документального фильма - "Андрей". Ведь именно Горин был самым близким другом этого чудесного и тоже рано ушедшего из жизни актера. Они дружили "плотно", часто встречались, а перезванивались каждый день. Горин признавался, что и по прошествии десяти лет после смерти Андрея его рука машинально то и дело тянется к телефону, чтобы позвонить ему, когда не с кем порой посоветоваться. "Он тоже был не в восторге от всего, что я написал, - вспоминал Горин. - Мы часто с Мироновым спорили, иногда ругались, когда высказывали противоположные мнения, но, слава Богу, не ссорились никогда".
"У Горина, как и у Шекспира, было достаточно предшественников, - считает главный режиссер "Ленкома" Марк Захаров, - и многие его сюжеты не раз воплощались в "догоринский период" мировой истории. Но по части создания принципиально новых и остроумных сценических интерпретаций Горин сумел обойти многих своих предшественников. Так, взявшись за образ барона Мюнхгаузена (после Распе веселые люди не раз пытались продлить жизнь барона-выдумщика в новых рассказах), Григорий Горин доказал, что Мюнхгаузен, это великий генератор сумасшедших идей, творческая личность, работающая в экстремальных условиях. Хвастливый болтун обернулся подлинным художником, тонким и ранимым. И главное, он положил в творчестве писателя начало череде героев, которые не принимают окружающую их среду, не принимают участия во всеобщей лжи".
Мы инстинктивно тянемся к юмористическому осмыслению мира и себя, ибо юмор - великое защитное свойство каждого организма в отдельности и общества в целом. Когда человек смеется, он уже созидает. Григорий Горин помогал этому созиданию как настоящий ваятель.
Когда у Марка Захарова, незадолго перед этим возглавившего "Ленком" (который после ухода Анатолия Эфроса был в затяжном творческом кризисе), возникла идея ставить "Тиля Уленшпигеля" Шарля де Костера, Захаров первым делом помчался к своем другу и единомышленнику Горину, приготовив пламенные речи, чтобы возбудить его творческий азарт для написания пьесы. Но Горин, даже не дослушав его, заправил лист бумаги в пишущую машинку и настучал текст: "Страсти по Тилю", Шутовская комедия в 2-х частях". Правда, слово "Страсти" пришлось потом по требованию цензуры убрать. Но сразу после написания первого акта, начались строиться декорации и шиться костюмы, поскольку риск с недописанной пьесой Горина казался закономерным и оправданным.
Захаров называл его своим "Антоном Павловичем" и вспоминал, что весной 1974-го, когда театр уехал на гастроли в Ленинград, взяв с собой Горина, тот стучал на своей пишущей машинке и "делал вид, что знает, о чем будет второй акт и чем вообще кончится дело". Несмотря на то, что в глазах драматурга мелькал испуг, работал он азартно и весело. И второй акт стал обрастать вскоре изящными встроенными диалогами, смешными фразами, неожиданными сюжетными поворотами и другими достоинствами, свойственными щедрому перу Григория Горина". Так началось длительное и серьезное сотрудничество. С приходом Горина в "Ленкоме" поднялся общий жизненный тонус, в зале стали появляться молодые люди.
Этот драматург прошел путь юмористической поденщины на эстраде, хорошо изучил все крайности и разновидности репризного мышления, выработал со временем почти безупречный вкус и тонкое понимание современной комедии. От его шуток всегда шли круги во все стороны нашей жизни. Выдуманные им характеры задевают нас сначала легко, чуть-чуть, а потом все глубже и серьезнее. Комедийные ситуации, придуманные Гориным, чаще всего умны и философичны, обладают своеобразной элегантностью, но это не исключает в них наличия веселого безрассудства. Персонажи Горина - живые, незапланированные люди, могущие сморозить гомерически смешную глупость - это было одной из самых привлекательных черт в его творчестве. Его шутки имеют широкую амплитуду воздействия - они смешны как для начинающего, так и для искушенного зрителя. Это не всеядность драматурга, а просто высокая степень его комедийной заразительности. Вероятно потому "Тиль" увлек за собой самую разную зрительскую аудиторию.
По сути, слава к Горину пришла давно, в 60-е, когда начали появляться его рассказы и скетчи в "Клубе 12 стульев" на полосе "Литературной газеты". Кстати, многие хлесткие высказывания Гали Галкиной, юмористического персонажа журнала "Юность" тех лет, принадлежали ему. Помните горожанина, которому на природе стало плохо от чистого воздуха и он попросил поднести его к выхлопной трубе, чтобы "отдышаться"? Это горинская придумка. Автор сам был очень польщен, когда однажды ему пересказал его же байку подвозивший его таксист, выдав ее за придуманный народом анекдот.
Ведь его фамилию Офштейн, действительно, мало кто знал. Для печати в те годы она была "не очень благозвучной", для радио, где он работал, "трудно произносимой". И тогда родился псевдоним Горин - от слова "горе", а может быть "гора" или "горение". Писатель и сам потом уже не мог сказать точно. Но с новой фамилией он сросся и потом даже паспорт на нее получил.
Писать Григорий начал, как он признавался, с детства и еще студентом опубликовал первые рассказы. Но, по сути, приход Григория Горина в литературу начался с КВН. Он был капитаном команды Московского 1-го мединститута. Именно в выступлениях "кавээнщиков", мощно проявились его остроумие, острота и необыкновенная реакция. Потом появилась его комедия "Свадьба на всю Европу", за которую ухватилось множество театров. А пьесу "Убить Герострата!" - уже не комедийную, а философскую, где он изучал природу антигуманистических поступков - уже ставили в США, Канаде и Шотландии. Горин сам не ожидал такого успеха, хотя по сути своей был провидцем. Он успел поработать врачом на "скорой помощи", но оставил медицину, как он сам говорил, "потому что очень ее уважал" и добавлял, что неудавшийся писатель менее опасен, чем неудавшийся врач. Григорий Израилевич был из породы "самоедов", сомневался в каждой написанной строчке, старался избегать интервью. Был иногда в ужасе от своих выступлений в телепередаче "Вокруг смеха", хотя все вокруг уверяли, что все нормально и читал он здорово. И - хоть и был многократным лауреатом премии "Золотой теленок" - очень не любил слова "юморист", которое заставляет рассматривать все творчество автора под одним углом. Ведь его творчество было глубже. Просто писать веселые комедии ему было неинтересно, его зритель - тот, кто любит и понимает притчи. Ему было интересно современное прочтение старых героев: Горин был убежден, что такие персонажи, как Дон Жуан, Фауст, Ходжа Насреддин, барон Мюнхгаузен живут вечно, они не только не умирают, но рождаются снова для каждого поколения. Свой литературный профиль он определял так: "Работаю в области душевного здоровья". И хотя его персонажи, как правило, были из прошлого - граф Калиостро, поджигатель храма Артемиды Герострат, писатель Джонотан Свифт, - говорил он в своих произведениях о сегодняшнем дне, призывая своих современников не только совершенствовать свое тело, но и побольше думать, вырабатывать в себе критическое отношение к действительности. Он сатирически обличал сытых мещан, неправедных судей, напыщенных чиновников, людей, равнодушных к правде, бескрылых. И называл сегодняшний день, когда Чичиковы и Хлестаковы вырвались на свободу и занимают высокие посты.
Своей лучшей пьесой он считал "Поминальную молитву", сделанную по мотивам "Тевье-молочник" Шолом Алейхема, где рассуждал о Б-ге, о жизни и смерти. "Пьеса появилась в тот момент, - говорил Горин в одном из интервью, - когда страсти по национальному вопросу обострились до такой степени, что получилось, будто мы специально сделали спектакль, чтобы осмыслить выселение евреев в начале века, разделение деревень на русские, украинские, еврейские. А главную роль - Тевье - играл абсолютно русский человек, Евгений Павлович Леонов, который надевал кепку и говорил: "Вот сейчас я стану евреем", а потом его гонят - и это рождало не этнографический спектакль, а иное. Причем актеры играли без характерных еврейских интонаций, акцента и бород. На сцене было два настоящих хора - русской православной церкви и синагоги. И от этого звучала настоящая боль двух народов, и - Бог, к которому они стремятся. Потому что, как говорится, бог един, только дороги к нему разные. И бессмысленность того, что людей разделяют по крови. Зал плакал и приходил в отчаяние".
Писатель с детства помнил, как в 1952 году учительница вошла и сказала: "Дети, евреи хотели отравить товарища Сталина. Но это не значит, что надо плохо относиться ко всем евреям. Вот у нас сидят Гриша Офштейн и Яша Фельдман - вы не должны к ним плохо относиться". "По сути, ни в одном народе нет ни антисемитизма, ни русофобства, - размышлял Григорий Горин. Есть некая племенная неприязнь к чужаку. Это есть и у евреев по отношению к русским, и наоборот, есть и у татар, у других народов".
Горин вспоминал, что когда в 1990-м году в Центральном Доме литераторов во время большого собрания писателей произошла провокация и непрошеные гости начали кричать в мегафон: "Жиды, вон из России!", то пока люди еврейской национальности были в шоке и не знали, что тут предпринять, их русские коллеги первыми бросились в драку. Хотя провокаторам драка как раз и была нужна. "Ведь Фергана и Азербайджан начинались именно так - со стычек и потасовок, - говорил Горин, - К сожалению, власти отказываются это понимать. И кулаки сжимаются от бессилия и мучает только один вопрос - что же вы делаете? Все это признак нашего громадного одичания. К сожалению, этнические, племенные факторы живучи, они существуют везде, и эмоции, перехлестывающие через край, способно погасить только цивилизованное государство. Пока мы в таковом не живем". Сам писатель, как мужчина не робкого десятка, предупреждал, что если "непрошеные гости" придут в его дом, тот одного из них - хотя бы бутылкой по голове - он уложит, а потом пусть разбираются: кто прав - кто виноват.
Он ушел на пике славы, чрезвычайно востребованным: в Москве шли сразу пять его пьес, Марк Захаров готовился на "Мосфильме" к запуску ленты "Шут Балакирев" по его сценарию, писатель ждал выхода своей книги в серии "Антология сатиры и юмора России ХХ века", альманах "Киносценарии" опубликовал первую часть его киноповести о царе Соломоне, Суламифь и царице Савской, в набросках лежали пьесы жизни и мнимой смерти сухово-кобылинского Тарелкина и о "злодее" Булгарине, которому почему-то доверяли декабристы.
Горина обожали в театре все: от актеров до уборщиц. С ним старались дружить артисты всех поколений. Потому что он был не театральный, а настоящий. Сильный, а потому позволяющий себе не врать. Талантливый писатель, как все те, кто вышел в эту профессию из докторов.
Доктор Горин. Зачем вы ушли? Навсегда... "Ленком" потерял теперь свою душу. Не придуманную, не объявленную театральной общественностью, а самую что ни на есть истинную. И мир стал скучнее.
Петр ЧЕРНЯЕВ
|
