ПАВЛЕНКОВ ВИКТОР

*  *  *
Я вернусь, не уходя.
А исчезну без возврата.
Все зависит от дождя,
                   от огня
                      и от тебя.
И от звучности рожков,
И от святости божков, 
И от точности часов,
На которых час раплаты.
                                 1988

Откос


Ты помнишь, как мы уходили -
Вокзал, таможня и перон?
Как мы боялись, что забыли,
Недосказали, не допили,
Не досмотрели страшный сон  ...

Что было дальше - перелеты,
Чужой язык, чужой народ,
Свои дела, свои заботы,
По-новой начался отсчет.

Мы уходили из России,
А возвратились на погост,
Тут стали мертвыми живые,
Ушли в ничто дела былые,
И черт бежал, поджавши хвост.

Он создан был из наших страхов,
Из наших мелочных грешков
Из наших вздохов, охов, ахов,
Из наших сплетен и слушков.

Он оказался не так страшен,
Каким себя он малевал.
Но нет пути к годам вчерашним,
К друзьям погибшим, снам ужасным,
К надеждам без вести пропавшим ...
Закончен путь и сон пропал.

Так неуютно наяву.
Так пробирает непогода.
Я больше в Горьком не живу.
Откос. Погосты. Люди. Годы.

Горький - Арлингтон. МА 1992

*  *  *
Домой

На берегу моей реки,
В которой плавать научился,
Где рыбу первую поймал -
Большого язя под мостом, 
Со мной сидели старики,
И злой комар вокруг носился.
И вновь я умер и родился -
За неотесанным столом.

Потом мы встали и пошли,
Туда, где дом стоял когда-то,
Туда, где много лет назад
Будил нас солнечный восход.
Уж дома нет, но зря не шли,
И без вины не виноватый,
Во тьме кромешной найден клад,
В кармане - ключ, чрез речку - брод.

Не впервый раз я возвращался,
Влекомый жаждою ожиданий,
И каждый раз все мимо-мимо,
И не сбывались чудеса.
Над океаном потерялся,
На волнах встреч и раставаний,
Но грозной бурею гонимый,
Мой челн расправил паруса.

Вот сквозь туман я землю вижу ...
Я вижу купол над рекой ...
Играй гармошка, братцы ближе
Садитесь, я пришел домой.
Меня давно домой тянуло ...

Луговой Борок - Арлингтон, МА 1995

Квебек

Деталью вычурной меня
Дразнил французкий ресторанчик,
Огни Квебека обещали,
Что жизнь другая есть на свете,
Мыслишка скверная свербила,
Как недовольный попугайчик,
О том, что жизнь прошла шальная,
Никто не вспомнит, не заметит.

Квебек, 9/25/1995

 "JUST SO", 
 FC - IZDAT, 1996

Владимир Павлов 
(г. Великие Луки )

*  *  *
О, Хакамада,
Пурпурная роза масс,
Демократия.
....................................
Белые били 
Красных, красные - белых.
Жить голубым.
............................................
Звёзды на небе -
Вечность, дороги любви
Живые капли.
..........................................

ПАСЕЧНЫЙ ИГОРЬ

На закате солнца видел всходы.

После рожь цвела во чистом поле.

Почему-то вспоминались годы,

Где вся молодость прошла в неволе.

Вспоминался хлебушек душистый

И как ветром обжигало губы.

Я надеялся на воздух чистый

На просторах русских, что мне любы.

Голодал, терпел свою судьбину.

А когда пришло освобожденье,

В рожь ушел, в глубокую долину,

Чтоб никто не видел пробужденье.

На стене часы висели.

Мухи стрелки засидели,

Корпус мыши перегрызли.

Не везет мне в этой жизни.

Кто поверит мне поэту -

Без часов и жизни нету.

Нужно в сны уйти от горя,

Лег в кровать - клопищев море.

Почему же рад апрелю,

Даже сам себе не верю.

А часы висят поныне,

На полу ржавеет гиря,

Я их не предам могиле.

* * *

Поседел,

Постарел,

Похудел.

Потерял все -

Угробили годы.

Почему мне достался удел,

Приносящий большие невзгоды?

Не порвется у памяти нить.

Удивляюсьапрельской капели,

Птицы нежно поют:

"Надо жить,

Создавая - чего не успели."

Издают первородные звуки,

Находящие в сердце приют,

И за то,

Что мы были в разлуке,

Мне прекрасные песни поют.

СТОГОВ ВАЛЕРИЙ НИКОЛАЕВИЧ


  Т Р Е Т Ь Я  О Х О Т А 
Тих, неподвижен утренний лес. 
Солнце неярко сияет с небес. 
Ноги промокли, корзина легка. 
Росные травы шевелит рука.

Вот подберезовик, там - валуи. 
Пальцы от холода крючит мои... 
Хочется бросить, но скоро привык. 
Кровь разогрелась - нашел боровик. 

Рядом - другой, и еще - под ногой. 
Нет ли таких на поляне другой?.. 
Грудь пьет пьянящего воздуха ток. 
У костяники железистый сок... 

Быстро лесные часы пронеслись. 
Мы, словно стрелки в 12, сошлись. 
Вместе грибы разбирая сидим. 
Каждый - историей обговорим. 

Нет разногласий и споров у нас. 
Будет жареха и есть что в запас. 
Солнечным радостным месяцем-днем 
из лесу с полной корзиной идем. 

Жаль только солнышко, ветер и дождь 
впрок не засолишь, не запасешь.


 А П Р Е Л Ь 

Когда в березах бродит сок 
и слышно жаворонка трель, 
среди разъезженных дорог 
взрослеет молодой апрель. 

Он раньше с каждым днем встает, 
спеша свершить лавину дел. 
В нем все ликует и поет, 
и расширяет свой предел. 

Апрель двойной имеет лик, 
как две хвоинки у сосны. 
То он - мальчишка-озорник, 
то дочка нежная весны. 

Шалит мальчишка-хохотун: 
то все затопит, как Нептун. 
То жарким солнцем опалит, 
то зимней вьюгой запуржит.  

Сердиться вроде ни к чему. 
А вот поди ж, поверь ему, 
когда в преддверье майских дней 
обнимет девицы нежней. 

 *  *  *
Над липой кружат пчелы, 
нектар в брюшко цедя. 
У деревенской школы 
собралась ребятня. 

Ворча о том, что летом 
и то покоя нет, 
к ним в шубняке надетом 
приперся сторож-дед. 

Старик не позабудет 
и здесь создать уют. 
А молодые люди 
хохочут и поют. 

Он в шубе, словно в спальне, 
дебелый и седой. 
А молодежь купальной 
кидается водой. 

Дед недовольно морщится: 
к чему, мол, этот визг. 
Хохочет дочь уборщицы 
среди хрустальных брызг. 

Хоть день все убывает, 
июль, а не весна, 
все краше расцветает 
среди подруг она. 

 ДЕРЕВЕНСКИЙ ВЕЧЕР 
Русская равнина. Вечер. Облака. 
Сердце давит нежность и щемит тоска. 
Тонкая рябина, над рекой склонясь, 
станом с древним тыном всяк переплелась. 

Где-то топят баню, девушки поют, 
даже за кустами - нега и уют. 
Шелохнулись листья и рябит река. 
Донесло из клуба песню худрука. 

Будут, значит, танцы нынче под гармонь. 
Хоть в ногах усталость, но в душе 
- огонь. Включат телевизор дома старики. 
Женский голос взвизгнет ночью у реки. 

Но его заглушит тотчас баритон. 
Пусть объемлет душу сладкий теплый сон.

            Блюз
Налей-ка мне настойки
вот настолько,
чтоб я держался на ногах
нестойко…
Под лампой у прокуренного
столика
желтеет стайка.
Мне домой… Пойду-ка.
Постараюсь дверь открыть
без стука.
Пусть всю ночь опять пылится
койка -
сигареты, кружка чая…
Горько…
Налей-ка мне, Настенка,
вот настолько.
                           Март 1989г.
Из "экзотического примитивизма"
Написал Микола Ганне:
"Побываю я в Афгане
И тебе с афганских альп
Привезу душманский скальп".
        Но послали его в Гану -
        Потерял он скальп и Ганну.
1985г., Парголово, учебка.

Маленькая утренняя серенада
на кухне у Олега Чвикова
    В запах к жареному луку
    Примешала зуд оса.
    Солнца утреннюю штуку
    Нацепили небеса.
И гардиновые брызги
С голубых летят плечей
Через уличные визги
В лица сонных скрипачей.
     Нега кухонного лета
     Навалилась на диван,
     В мысли спящего поэта
     Залезая как в карман.
За стеной в убранстве пыли
Дремлют деки двух гитар.
А в стекло пустой бутыли
За ночь вклеился комар.
                         Июнь 2001г.
Эпитафия
               И вошедши не нашли
               Тела господа Иисуса.
                                    Лук.24:3
Не дуйте в грубую дуду,
Не под нее плясать поэту.
Настанет срок - я кану в Лету,
И там забвение найду.
         Но у себя не украду
         Ни дня - это будет в среду:
         Быть может я умом поеду,
         А может просто пропаду.
Не найдут меня нигде:
Ни на земле, ни на воде,
          В стакане скиснет молоко,
          Мной недопитое на ужин.
И станет как-то вдруг легко
Всем, с кем я был немного дружен.
              (Сборник "Песни без нот")

      Рубиновый камень
На склоне долины в "Маркизовой луже",
Где парк обрамляет зеленый узор,
У "шахматной горки" фонтан не разбудит
Петровское здание прежних времен.
В традиции старой, с вершины полета
Там царь вдохновенье свое совершал
И камни рубина готовил для флота,
Приборы особые он оснащал.
"То вам не потеха греховная страсти,
В камнях точность рейса и меткость в бою.
Запомните, слуги! Дай, боже, нам власти,
Не скроется швед даже в дальнем краю."
Столетьями позже на том же заводе
С конвейера импульсно плыли часы
"Заря" и "Победа", другие в том роде,
И камень рубиновый жив в них, увы!
Мне было пятнадцать. О! Возраст мечтаний.
Сидел за конвейером в гуще девчат,
А кровь кипятилась от взглядов, страданий,
Которыми били меня сгоряча.
Бежал в перерыве к подножью фонтана.
Бежал, чтобы как-то свой пыл охладить.
Но нимфы взывали ко мне без изъяна,
В стремлении лаской своей обольстить.
Я всех их любил той особой любовью,
В которой природа мне дань отдала.
Рубиновый камень дарю всем сегодня
В знак нежности юной далекой "тогда"!

Откровение.

Я не учитель и не Будда
А безымянный проводник,
Сюда пришедший ниоткуда,
Чтоб в мире не было интриг.
Мой путь недолог. Бесконечность
Меня поглотит, и тогда
Уйду один я в эту вечность,
Чтобы исчезнуть навсегда.
Диалектика.
Любовь поставил вне закона
Властитель мира Демиург.
Запретной стала эта зона,
И ампутирует хирург
В людских сердцах саму взаимность.
И скальпель мира так остер,
Что превращается интимность
В слезами залитый костер.

Он все до боли понимает,
Хранит пред нею он покой,
Он невозможное стирает
Безумно нежною душой.
Идет вперед и видит стену,
За ней находится Любовь.
Как гладиатор на арене
Под рев толпы он бьется в кровь.
Он знает: это бесполезно,
Но бесполезность не претит.
Он под ногами видит бездну,
Сорвавшись, может быть, взлетит.


Истерика.

Искал в душе благоразумия.
В пучине безнадежных слез
Довел свой разум до безумия,
Влекомый запахом волос.
Гадальных книг листал страницы.
Впадал в панический экстаз.
На слайда памяти ресницы
И влажный блеск любимых глаз.
Наклонной плоскости скольженья
Не изменить уже во мне.
Она не любит. Утешенье –
Ее фантом со мной во сне.

Фатинье.
Загробный мир земли несовершенной.
Свободное движенье в рай и ад.
На самом дальнем краешке Вселенной
Былой любви выращиваю сад.
Лелею травы сладким удобреньем
Тебе когда-то отданных мной чувств.
В душе надеюсь с тайным упоеньем,
Что станет сад мой лучшим из исскуств.
Случайный ветер силы неизвестной
Тебя, возможно, в сад мой занесет,
Чтоб отдохнуть от той дороги тесной
С названием  «движение вперед.»

ФРУМКИН Иосиф

      Рубиновый камень
На склоне долины в "Маркизовой луже",
Где парк обрамляет зеленый узор,
У "шахматной горки" фонтан не разбудит
Петровское здание прежних времен.
В традиции старой, с вершины полета
Там царь вдохновенье свое совершал
И камни рубина готовил для флота,
Приборы особые он оснащал.
"То вам не потеха греховная страсти,
В камнях точность рейса и меткость в бою.
Запомните, слуги! Дай, боже, нам власти,
Не скроется швед даже в дальнем краю."
Столетьями позже на том же заводе
С конвейера импульсно плыли часы
"Заря" и "Победа", другие в том роде,
И камень рубиновый жив в них, увы!
Мне было пятнадцать. О! Возраст мечтаний.
Сидел за конвейером в гуще девчат,
А кровь закипала от взглядов, страданий,
Которыми били меня сгоряча.
Бежал в перерыве к подножью фонтана.
Бежал, чтобы как-то свой пыл охладить.
Но нимфы взывали ко мне неустанно,
В стремлении лаской своей обольстить.
Я всех их любил той особой любовью,
В которой природа мне дань отдала.
Рубиновый камень дарю всем сегодня
В знак нежности юной далекой "тогда"!

   ЧЕГОВАДЗЕ Екатерина

Воспоминания как змеи
Мне душу обвивают кольцами,
Звенят призывно колокольцами,
Тревожат сердце, но не греют.
И вновь пучине страсти дикой
Я отдаю свою печаль.
Прошедшего уже не жаль
В толпе унылой и безликой.
Зверинцу разномастных псов
Не жаль растоптанного счастья.
Для них важней давиться властью,
И выть на дым сгоревших снов.
                        1997
*  *  *
Ветер шепчет: Стань покорной,
Принимай судьбу, не плача.
Ветер зол, но с ним я спорю,
Не боясь и слез не пряча.
Солнце вторит просьбам ветра,
Гладит ласково лучами.
Я молчу. Я безответна.
И полна своей печалью.
Летний дождь меня утешит
Омовением телесным.
Дождь мне верит. Я безгрешна.
Я восстану и воскресну.         
              Июнь1996
*  *  *
Прошу Тебя посмертно о прощении.
Прости за то, что ласки не дала.
Бог так решил... И это мне отмщение,
Расплата за греховные дела.
Надеюсь, что Тебе не будет горестно
В далеких и спокойных небесах.
А мне лишь остаются муки совести,
Да любящие нежные глаза.              
                   1995

ШАБАЛИНА ИРИНА


Вновь электропоезд на Семенов
Объявляют с третьего пути… 
Как надежда светофор зеленый,
Мне б спешить… Но некуда идти…
Шум колес как сердца стук ритмичный,
Пыльных фар усталые глаза…
Ты меня родная электричка
Увези на тридцать лет назад.
В те края, что как в тумане зыбком
На чужом остались берегу.
К дорогим, чью добрую улыбку
Как надежду в сердце берегу,
И храню тепло родных ладоней
В самом дальнем ларчике души…
Увези туда, где в старом доме
Хохломой расписанный кувшин,
Круглый стол и плюшевая скатерть
И дорожки, что следы хранят
Дорогих. Но нет… Не отыскать их,
Навсегда ушедших от меня.

*  *  * 
Промчалась ночью буря. Все ломая,
Деревья теребя, клоня к земле.
Она нередко налетает в мае –
Гроза зазеленевших тополей.
И под порывом яростного ветра
Трещал, ломаясь материнский ствол…
На тротуаре сломанная ветка
Поникла увядающей листвой.
Еще вчера ее ростки тянулись
К теплу и свету. Зелены, легки…
Ну а сегодня поломали, пнули
И в грязь втоптали грубо башмаки.
По ней прошла, шатаясь пьяно, пара:
В отрепье нечто... Не мужик. Никто
И женщина взлохмаченная в старом
Помятом и запачканном пальто.
Беззубая улыбка, глаз подбитый
И сизый нос. Но все же старший рад:
Пошли добыть очередной напиток –
Какой-то непонятный суррогат,
Насобирав бутылок у помоек,
Закуски там же. Что им -  суд не суд…
Копеечное счастье вновь обмоют – 
И подерутся, а потом уснут 
Обнявшись, и крысятами от света
Забившись в норку – в свой подвал...  Бомжи.
…На тротуаре сломанная ветка
Как чья-то неудавшаяся жизнь…

Свет и тьма

Слизнул рассвет горячим языком
Жемчужину росы с ладоней мяты.
И птичья трель победно и крылато
Взметнулась к пирамидам облаков.  
А крот ушел во тьму своих ходов.
Его пугает день. А ночь ласкает,
И тишиной, и негой привлекает
Сырой земли заветный холодок.
Иную притчу в памяти храню.
Стремится стайка бабочек к огню,
Их крылышки хрупки и беззащитны.
Другого безрассудства поищи ты:
Чтоб погибать неведомо зачем.
Не лучше ль виться в бархате ночей,
Чем в стекла фонарей упрямо биться
И крылья обломать, и ль обратиться
В унылый пепел в пламени огня,
Чьи языки так яростно манят.
Кто светом покорен, тот рвется ввысь.
Стремится к солнцу дельтапланерист,
Рискую обгореть в его объятьях
И рухнуть с непокорной высоты
На землю покоренную. А ты?
Куда зовешь ты? К свету, иль во тьму?
Душою обожженной не пойму.

ШВЕЦОВА ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА

Я ступаю с тревогою сильной
По дорогам великой России.
Всюду горе и страха истома
Беззаветно любимого дома.

Я мечтаю о праведном деле,
Тесно душеньке осенью в теле.
Полетать над планетою хочет,
Для в стихов не хватает ей ночи.

Родился и учился в г. Горьком. Образование высшее. 
Работает менеджером.
Стихи отражают отношение автора к окружающему, 
пропущенное через призму собственного мироощущения.

                   ХРАМ СУДЬБЫ

                  Странный берег в полутьме
                  Появился из прибоя.
                  Всё здесь было как во сне,                 
                  Но не мог понять одно я:
                  Почему в тиши ночной,
                  Лишь один в пустыне этой
                  Среди волн и мглы морской,
                  Я увидел лучик света?

                  И, казалось, вдалеке
                  Расступились волн громады.
                  Видел: прямо на песке
                  Появились тени града.
                  Золочёный Храм Судьбы
                  Там стоял на возвышенье,
                  Непокорные умы
                  Находили в нём забвенье.

                  Возникая иногда,
                  Лишь среди ночной прохлады,
                  Мог он скрыться без следа,
                  Не открыв своей услады.
                  Я сумел войти туда
                  И познал законы мира,
                  После тёмная вода
                  Тайну ту похоронила. 


                 РЕКА

                 Река давно полна
                 Бурлящего волненья.
                 Свободна, широка
                 От быстрого теченья.

                 Она бежит вперёд -
                 Туда, где неизвестность.
                 Зовёт меня, зовёт
                 В чарующую местность.

                 Где плещутся о брег
                 Податливые воды,
                 Где счастлив человек
                 Среди красот природы.

                 Там ветер не ревёт
                 В кручине непокорной,
                 Там лишь мечты полёт
                 И радости бездонной...

          
              *  *  *
              Серенада ночного квартала
              Мои мысли в клочки разметала;
              Я забылся в блуждающих звуках,
              Не терзался в сжимающих муках.
              Серенада ночного квартала
              Мне другие миры показала;
              Заполняя искрящийся воздух,
              Она мне говорила о звёздах.

           ЮСУПОВА ЛИДИЯ
*  *  *                                                                                     
Надо жить. Надо жить! Надо жить…                                          
Нам о смерти печалиться рано,                                              
Пусть душа, как открытая рана,                                            
Болью стиснутая будет ныть…                                                
Надо жить.

 Понимаю, что это трудней-                                                    
 Час за часом шагать по осколкам,                                          
 Улыбаться назло кривотолкам                                                
 И не стать при потерях бедней…                                              
 Знаю- это трудней.

 Нить земную порвав, улететь                                                
 Много проще, но тем, кто останется,                                       
 Наша боль и печали достанутся,                                              
 Те, что мы не смогли претерпеть…                                             
 Сдаться- проще и улететь.

 Но отмерен нам каждому путь,
 Предначертанный волею рока,
 Где ничто не случится до срока,
 И с пути нам того не свернуть-
 Испытания путь.

 Надо жить. Надо плакать и петь!
 Из осколков картины слагая,
 Где душа, как и прежде, нагая
 Будет новые взлеты терпеть…
 Падать, плакать… и петь! 

 *  *  *
 Что выше  Гордости поставить мог бы я- 
 Прощенье и Любовь- два высших блага, 
 Они, как для земли живая влага, 
 Питающая корни бытия. 
 
 Они дают тепло, надежду, свет, 
 Час за часом шагать по осколкам,                                           
 А тем, кто ищет- мысль и вдохновенье 
 И на вопросы вечные ответ.
 
 Они творят связующую нить
 Людей и судеб в сложном мирозданье.
 И понимаешь, что ничем в страданье
 Прощенье и Любовь не заменить.                 

ЯНДАЕВА

*  *  *

Купеческий город старинный,
Родная моя колыбель,
В нем воздух витает былинный
И рек голубая купель.

Кудрявая россыпь рябины,
Волнующих склонов панно,
Развилкой речные долины
Его украшают давно. 

Текут величавые воды
По руслу глубокого дна,
Идут по реке теплоходы,
И плещет о берег волна.

Услышав гудок на рассвете,
Откликнуться башни кремля,
Они наблюдают столетья,
Как ладится наша земля.

Салют тебе, город любимый,
Прими мой сердечный привет,
Как друг мой, ты неповторимый,
Сверкни мне огнями в ответ!
1996 г. 

Стихи из Хмельницкой обл.

             БЕЛОВА Татьяна
В ту ночь, когда дряхлеющее лето
Пронзил кинжал холодный ветровой,
Передо мной возник во мраке где-то
Вдруг  лик, цыганский профиль твой.
      И я, дождавшись, как небесной манны,
      Глотка живого ледяных высот,
      Из камышей соленого лимана
      Тростинкой брошусь в твой водоворот.
*  *  *
На перекрестке судеб
Поздней осенью
Стою - полуодетая, босая,
А у моей судьбы -
Глаза раскосые
И проседь в волосах ее играет.
Найди меня, прошу,
и не отталкивай.
Надгробия пестреют монограммами.
Лишь прикажи  -
и стану вмиг русалкой я.
Лишь прикажи -
И стану Далай-ламой я.
Найди меня, найди,
Потешь укорами.
Найди меня, найди,
как помощь скорую,
среди снегов,
среди дубрав.
Найди меж зорями,
единственную ту,
любил которую.

Перевел с укр. Е. Мандель

    БОХОНОК Тарас
Летние вышивки
Вышивали летом
Перелив рассвета,
Блеск его красы
В капельках росы,
Лунный диск июня
И рассвет июля. 
Лето, лето, лето
Калинового цвета,
В сердце не погаснет!
Повторяют праздник
Вышивки цветущие,
Запахи пьянящие.

       ГОЖА Вера
Природы красота и тишина,
Ее всезнанье и молчанье,
Печаль веков и боль страданья,
Как счастье, радость покаянья.
Во всем свидетель и эпична,
Она торжественно велично,
Как эхо в будущем, летит.
       ЗАХАРЬЕВ  Владимир
Узнав от друзей, что рисую я классно,
Сама загорелась мечтою ты страстной.
Тебе интересна метода моя,
Какая палитра, какой материал?
На чем я рисую? Пространный вопрос.
Порою на пачке из-под папирос,
На всякий пожарный тетрадку ношу,
На ватмане часто портреты пишу.
Когда же условия созданы все,
Рисую картины на чистом холсте.
Порой вдохновенье постигнет меня,
Так я без обедов рисую три дня.
А если испорчен последний листок,
Тогда для картины подходит песок.
Когда же тебя я увижу во сне -
Рисую иллюзии на простыне.
*  *  *
Не могу подняться выше
Ежедневной мелочевки.
Вижу мир глазами мыши
Из продмаговской кладовки.
*  *  *
Все реже бываю честен.
Подлее день ото дня.
Судьба! Разряди винчестер - в меня!
*  *  *
Чтоб друзей был полон дом -
Распахиваю душу настежь.
Если двери под замком,
Жизнь друзьями не украсишь.

КОЛЯНОВСКИЙ Афанасий
        Не суждено
Синий иней на калине,
Сел ее клевать.
Не пришлось Галине
Женушкою стать.
       Ведь впервые полюбила
       В пылком ожиданье,
       А война любовь убила
        Там, в чужом Афгане.
Не целованные груди,
Злые муки, кары.
И ее жалеют люди,
Что живет без пары.

КУЯН Екатерина
     Соловьиная песенка
На веточке зеленой
напевал соловушка ...
Прижался вечер к песенке 
и сладенько уснул.
Явилась ночка тихая
и соловья заслушалась.
На них смотрели звезды
и нежная луна.
Взял ветерок ту песенку
и спрятал ее в туче.
Устав глубокой ночью,
уснул малыш  соловушка.
А песенка на тучке
ожидала солнышко.

ОЛЕЙНИК Владимир
               Дмитрию Белоусу
Я уснул, и колышут мой сон
Ветви яблони скороспелки,
Звуками качает в унисон,
Трель калиновой сопелки.
     Улетаю, окунаюсь в ночь.
     Звезды. Где набралось столько?
     Слушать  Млечному пути невмочь
     Эхо от калиновой сопелки.
Дали голос ей родимая земля
И народ для песни слово.
Переливы в небеса летят
Чистой музыкою новой.
      Бурно песне море подпоет,
      Добрым душам в нем не мелко
      Вдохновенно в небосвод плывет
      Песенка калиновой сопелки.             
    * * *
Сгребаем с мамой сено.
Мятный  тихий вечер.
Усталое солнце присело
Мамочке на плечи.
       Завтра лишь косу завяжет
       В лугу утром росою,
       С улыбкой мама скажет:
       "Вставай родное".
* * *
Цветет репей и пьет нектар пчела.
Трава недавно отцвела,
Ее скосили, чтоб играть в футбол.
Июнь июлю забивает гол.
Нет радости предела даже,
Но ребят сморила жажда.
Бегут к колодцу, а свеча -
Лишь точкой в небе кожица мяча.
В жару мгновенье леденящее -
Забитые голы не настоящие.
В конце игры настала жуть,
Что вратаря с Афгана не вернуть.

СЛОБОДЯНЮК Александр
               Ветер
Срывает крыши темной ночью,
С ума сошел, молчать не хочет,
В лесу деревья раскидал
И звезды с тучами смешал.
Ревел, крошил, швырял, что мог.
Устал внезапно, занемог.
Поплыл измученно в полях,
Строй камышей задел в прудах.
Подул еще в листве осин.
Явилось солнце.
День красив.
* * *
Убегает за годом год, 
Мельница жизни 
Сбавила ход.
Скрип старушек - жернова,
Хлебный  дух.
     Мощь реки уже не та -
     И врастают берега.
     Тропки к мельнице вели,
      Все репьями заросли.
Здесь мельница стояла,
Что соединяла,
И людей кормила,
Вспомнит кто-то мило.

        СОЙКО Виктор
Поэзия сегодня не в почете,
И слово совесть вызывает смех.
А честь на последнем месте что-то.
Жалею - доброта есть не у всех.
Изменится все, предчувствую, знаю.
Имеются на свете честные сердца.
В

, не знаю, как будет
      Со мною сегодня, и что через год.
      Возможно, мой край обо мне позабудет,
      Как строки такие, что сердце поет.

      СТАДНИК Олег
Воскресенье
В божье небо звон поднялся,
Где-то на околице села,
Сквозь столетья отозвался:
Старенькая церковь ожила.
      В церковь с покаяньем снова
      Люди с правдою идут.
      Только правда, с нею совесть
      К богу искренне ведут.
*  *  *
Где цветочный запах, 
шелковисты травы,
Девочка босая птичкою летит,
Песню напевает о прекрасном лете,
Кажется, что счастья замирает миг.
*  *  *
Снова завеснела вишня возле дома.
Какова красавица в этот год весна!
Но белее вишни - горькая истома,
Но белее вишни матушка была.
            Погостил у мамы.
            Солнце. Воскресенье.
Нежно прижимался я к вишневой ветке.
Насыпала вишня счастье мне весеннее.
На меня так мама извела свой цвет.
     Почему родная миленькая мама,
     Почему года твои, ты поведай мне,
     Улетают в Лету и бесследно птицами,
     Жалобно курлычат даже по весне.
Час пришел в дорогу, с мамою прощаться.
Прижимаю к сердцу в седине чело.
Сам еще ребенок, тяжело дождаться
Снова воскресенья, чтоб придти в село. 

КАРАКУЛЯН  Э.А.
 
Метафора пути, или мысли о поэтике.


Эстетика может одержать верх только над тем, 
что хоть в какой-то мере 
уже заключает в себе эстетическое. 
 
Отсюда возникает вопрос, каким образом красота
 может спасти мир, 
 если мы согласны с этим положением  

и если в мире складывается все
 меньше и меньше условий для эстетических 

 событий в ситуации,
  когда обществом владеют, главным образом, 
 три силы: экономика, 
юриспруденция, 
 информатика? Все ли может быть спасено 
или только самое основное, так сказать, в общем и целом?  

В нашем представлении эстетика, 

 по сути, как некий род знаний, не утверждает то, 

 что… и не определяется в свою очередь тем, 
 что только лишь доступно сознанию,
 страждущему тонких удовольствий или состояний больших, 

нежели оно есть по природе умопостигаемых сторон своей жизни.
 
(Ибо т.н. современная культура представляет собой, 
главным образом, фетиш комфорта и удовольствия или некоторую сытость
 технократического сознания.) 
 И если эстетическая область жизни выше простой воли
 к удовольствию или познанию, 
 то что лежит в ее основе и в то же время за рамками приведенных в созвучие мыслей? 

Таковы вопросы, что так или иначе ставятся 
в любом виде 
 конкретного процесса творчества, результатом  
которого становится всего лишь вариант 
 более или менее близкий по времени и пространству либо к искомому объяснению  
в действительности внешнего мира, либо, скорее, к ищущему интеллекту, находящему 
 в этом объяснении гипотетическое или действительное выражение 
 той дистанции, что отделяет орган зрения 
 от предмета зрения или же от другой точки зрения.

Все это естественно и безусловно касается той работы, 
 что преобразует материал поэтического творчества в самостоятельное произведение, 
 или, шире, самих принципов организации эстетических или поэтических феноменов, т.е. поэтики.

Главными средствами, носителями и, 
 в то же время, мерилами художественности в поэзии являются метафоры, 
 состоящие из слов, которыми могут быть и образы, и символы, и понятия, а также промежуточные словесные выражения, 
 не достигающие качественно самостоятельного состояния в структуре художественного рассмотрения действительности.

Можно сказать, не слишком впадая в погрешности теоретизирования, 
 что метафора есть главный и основной фактор всякого поэтического.
 Но, при этом, она еще не определяет всей сложности поэтического 
 сознания с точки зрения создаваемой в процессе творчества поэтики.
 Метафора – самая важная вещь, но, все-таки, еще не все, 
 что отвечает за конечное целостное выражение.

Метафора стоит в одном ряду с другими средствами 
 поэтичности, и, в силу этого, она – не самоцель.

Сложность состоит в том, что, собственно, и определяет ее несколько привилегированное положение в общем композиционном построении.
 
Иначе говоря, 
 чтобы слова могли быть средством метафорического видения, они сами должны быть носителями метафорического содержания.
 Можно с уверенностью утверждать, что на некотором  
высшем уровне творчества поэт видит в словах тотальную действительность метафор.
 Все содержание слова, почти все (остальное допустимо, но малозначительно для зрения) состоит из метафоры.
 Это означает, что внутреннее содержание слова метафорично в том смысле, в каком только оно 
 и может быть представлено не просто лишь как средство 
 или инструмент выражения, а, в известном смысле, как цель творчества.

Но, естественно, первостепенное значение для понимающей области сознания,  
а не только воспринимающей, являются, прежде всего, слова, ставшие понятиями, 
т.е. сохранившие в себе только лишь главные,  
существенные, необходимые и повторяющиеся признаки предмета, и лишенные, таким  
образом, возможности и надобности выражать всю полноту уникального существования вещи.
 Так обстоит дело там, где не идет еще речи о поэтике.
 В ней же, (что и выводит творческий процесс на уровень  парадокса, а может быть и дальше) 
 и сами понятия, т.е. средства более точного 
 схватывания вещи, наполнены метафорическим содержанием.
 Этим оправдывается то, что, в принципе, для поэтики нет запретных слов, 
 ибо все словесные формы являются не столько средствами, 
 сколько целью поэтического сознания.

Другими словами, если не выйти за рамки простого инструментализма, 
 то форма, как следствие лучшей способности манипулирования инструментом, 
 преобразующим сырой материал в искомый образ, будет преобладать над содержанием.
 На этом, собственно говоря, и строится формализм.
 Любая работа над языком, а поэтика есть ее высший и, может быть, 
 последний масштаб, по крайней мере, для поэта, любой жанр словесного творчества, 
 грубо говоря, тем и отличается от музыки, превосходя, т.е. 
 включая в себя её возможности (где форма в то же время есть и содержание), 
 что завязан на проблеме личности или самосознания, 
 на ее способности не столько воспринимать и воссоздавать природу, ее состояния, сколько понимать, 
 постигать и переживать ее мир, навязывая, при этом, ей свой порядок жизни, по возможности и потребности, конечно.
 Личность по определению уже есть образ и формула жизни,  
т.е. некая сущностная величина, в природе не нашедшая место.
 (С другой стороны, и музыка может, 
 в свою очередь, быть неким достаточно точным сообщением, то бишь словом  
метафоры, не обязательно выраженном в словах, 
 если строится на поэтических принципах композиции.) 

Иначе говоря, личность – это, своего рода, явление сверхъестественное, 
 не- или вне- природное, и любое  
состояние человека, каким бы образным  
или безобразным оно ни было, есть всего лишь повод или 
возможность, одна из прочих, для возникновения действительного события личности.

Ряд таких событий и составляет действительно личную биографию.
 
Поэтика же, выражаемая в тексте, есть, по сути и прежде всего, 
 метафора самой возможности обрести соответствующий поэтический взгляд в средствах самой жизни,  
а не только слов, размеры которых мы до конца не понимаем,  
хотя и используем в качестве средств выражения с надеждой (или без) когда-нибудь, 
 что-нибудь по настоящему понять.
 Понять в актуальном состоянии сознания.
 Когда же этот понимающий, постигающий взгляд  
не отделим от слова, рождается поэт, т.е. тот, кто, по меньшей  
мере, создает историю (по Аристотелю),  
в узком смысле – историю литературы, по большому же счету  
может заявить или выразить, что «истинное и созданное совпадают» (Д. Вико).

Таким образом, искусство – это, своего рода, религия настоящего.
 Чтобы понять прошлое, надо его смоделировать или воссоздать,  
что называется, здесь и сейчас, т.е. совершить творческий акт.
 Все, что до или после, сомнительно, а «здесь и сейчас», 
 когда понимание и переживание совпадают, нет  
вопросов о том, как и почему или зачем все происходит,  
ибо все очевидно, ясно и просто, как данность  
сама по себе.
 Наличие вопросов есть уже признак того, что время, 
 как естественная категория, 
 а также и его события, находятся по ту сторону личности, то бишь в природе, 
 с которой увеличивается дистанция по мере роста самосознания.
 Сохранение же прошлого в настоящем и есть акт переживания,  
основанный на непрерывности и на неизменности личного существования.
 При этом, прошлое становится метафорой настоящего, а настоящее – метафорой вечного, и сознание, 
 имеющее представления о времени, а стало быть и время, без сознания ничего не значащее, приобретают  
специфически личную возможность обратимости, т.е. понимаемо-постигаемую цикличность истории.
 Так, метафора являет собой один из способов решения проблемы времени.

В самом понятии, да и в любом слове, уже заложена структура цикличности.
 Вещь приобретает имя, как минимум, 
 в силу повторяемости исключительных, отличающих ее от других вещей, признаков.
 Сознание всего лишь фиксирует это повторение, в результате чего появляется связь различных по условиям,  
но единых по сути, событий предметного мира.
 Эти события объединят не только вещи в их предметном выражении, но и отношения, возникающие между ними,  
случайные или необходимые, что наделяет вещь определенным состоянием.
 Если в этом состоянии предмета превалируют только необходимые связи, 
 то речь идет о науке и ее предмете.
 Если в состоянии вещи, кроме необходимых, присутствуют и другие виды отношений, 
 речь идет о творчестве, когда предмет может быть использован не по своему прямому  назначению.
 Таким образом, в понятийном мышлении выражается связь, имеющая место в природе, т.е.  
 закономерность, а также связь, выражающая отношение человека к миру вещей.
 
Стало быть, чтобы понять прошлое, нужно связать его с настоящим, 
 т.е. пережить умопостигаемую цикличность, и, в силу этого, выжить, 
 т.е. оказаться за линией окружности или окружения состоявшейся истории, сливающейся с природой на основании близости объективных показателей.
 Преодолев природную зависимость, личность для самосохранения нуждается в освобождении от исторической.
 В этом, собственно, и заключается победа духа над плотью или личности над временем.
 Понятие или, шире, способ понимания, как результат циклически оформленной истории,  
в масштабе художественного сознания становится метафорой пройденного пути, а также пути, 
 гипотетически или действительно могущего быть пройденным.
 С известной долей самоуверенности, можно сказать, что человек,  
не обладающий этой метафорой, как неким особого рода знанием, не способен к творчеству, 
 т.е. к созданию истории не ретроспективной, 
 а перспективной с учетом определенных им позиционных принципов построения искомой 
 перспективы.
 Именно без метафорического осознания прошлого 
 не может быть новизны в жизни традиции.
 Возможны лишь повторения, опошляющие эстетические вкусы в силу того, 
 что стирают ощущения уникальности переживаемого события.

Пошлость возникает там, где нет метафоры в ее концептуальном выражении,  
где нет обоснованной исторически и эстетически связи между пониманием и переживанием, 
между образом и мыслью (ит. Concetti, «замысел, концепция», англ. Conceit),  где, в конечном счете, 
не осознается метафоричность мысли, ведущей дальше себя и текста,  
 а также внутренняя концептуальность любой метафоры, 
 которая единственная несет ответственность за выражение спонтанности 
 и душевной щедрости по отношению к найденным механизмам и функциям окружающей среды, 
 в чем, собственно говоря, и выражается воля к творчеству.

Другими словами, не всякое «созданное» совпадает с «истинным».
 Должны быть какие-то принципиальные предпочтения, чтобы это, по меньшей мере, было возможно.
 Прежде всего, «созданное» должно соответствовать  
определенному способу понимания истины или же быть тождественным последней.
 Вообще говоря, именно в творчестве не происходит такого разделения, 
 кода понимание истины признается условным,  
а моменты истины безусловными; творческое понимание не спекулятивно 
 и не подчиненно духу релятивизма и скептицизма.
 И если «истина – это формула, свободная от каждой отдельной формы» (Д. Вико), 
 то результат творчества – это результат 
 подобной свободы; сам продукт творчества являет собой форму (поэзия) и формулу (поэтика)  
 существования личности, утверждающей себя на принципах самосознания 
и постоянного требования преодоления возникающих условностей,  
предрассудков и сомнительных вещей, т.е. ушедших в безличный мир, некий мир теней.
 Все созданное помимо «здесь и сейчас», может быть и истинно, 
но еще не достоверно, т.е. нуждается в переводе выразительных средств других времен 
 и пространств на язык, не подвергаемый сомнению быть средством сообщения и связи,  
 т.е. язык, как средство существования традиции,  
главными событиями которой являются приемлемый обычай и доступный образ жизни.
 В этом смысле, создание нового связано с необходимостью интерпретации старых или незнакомых в доступных, т.е. достоверных формах, явлений, например, другого времени или народа, то бишь другой культуры.
 Наведение подобных историко-концептуальных мостов 
 во времени
 и пространстве составляет структуру мифа поэтического сознания.
 Таким образом, любые источники 
и средства творчества допустимы, 
 но конкретная степень их упорядоченности зависит 
от решения проблемы самореализации автора в том, 
 что можно назвать интерконцептуальном 
миром взаимодействий и отношений, 
 не знающем проблемы времени или тотальной 
относительности, 
 и где господствует принцип взаимодополняемости 
 и концептуальной 
соразмерности идей и вещей, где они не отделимы друг от друга.
 Этим объясняется то, 
что часто, на первых подступах к сюжету,  
 поэтический взгляд склонен к пантеизму, 
а также отрицанию каких-либо иерархий, 
 в политическом отношении – к анархо-индивидуализму, 

 в социальном – к моральной, с точки зрения общества, индифферентности.

Но это только первое желание воспринять мир таким, 

 каков он есть, безоценочно, т.е. сырой материал, не знающий ни образа, ни формы.
 
И если автор в результате не отделяет себя от материи, 
 данной ему в ощущениях и представлениях, 
не отдает себе отчета 
 от качественном различии того, 
 что относится 
к природе, и того, что относится к области духа,  
то становится ясно, что предмет творчества 
не приобретает той формулы, 
 что свободна от каждой отдельной формы.
 Ибо сам автор в этом 
случае не свободен, и, 
 стало быть, не возможна свобода слова, 
 т.е. свобода высказывания 
по существу, а не пересказывания.

Следовательно, поэтично только то, 
 что, кроме 
прочего, имеет перспективу, т.е. взгляд в определенном направлении,  
и содержание 
этой перспективы зависит от того, насколько она погружена во внутренний  
 или внешний мир
 личности, а не в мир безличных, 
 недостоверных и неистинных форм воображаемой 
 
жизни, которые в лучшем счете представляют тот сор,  
из которого могут (не факт, что так) 
возникнуть поэтические произведения.
 
С другой стороны, 
 поэтика в обратной 
перспективе и есть формула самосознания… 

                                                  11-13 мая 2001 г.

МАНДЕЛЬ ЕФИМ ЛАЗАРЕВИЧ

СИНТЕЗ ФОРМ СТИХА И ПРОЗЫ

    В свободном полете творчества поэты часто 
сплетают стихи с прозой по форме. Не имея четких
критериев и определений для их распознания, 
можно этим пользоваться интуитивно, что 
значительно удавалось талантливым писателям.
С точки зрения сочетания симметрии элементов стиха
и ее нарушений можно дать ясное определение 
синтетических форм, позволяющее разграничить
прозу в стихах, верлибр, стихи в прозе, свободный
и белый стихи.  «Не лепо ли нам бяшеть, братие,
старыми словесами слово о полку Игореве»,  
«Чуден Днепр при тихой погоде» (Н.В. Гоголь), 
«О великий ,могучий, правдивый и свободный 
русский язык, не будь тебя, как не впасть в отчаяние
 при виде того, что свершается дома» (И.С. Тургенев), 
«Только гордый буревестник реет смело и свободно 
над ревущим гневно морем» (М. Горький) 
вот поучительные образцы прозы в стихах. 
В них симметрично расположены ударные 
слоги среди безударных и характерное для прозы
одинаковое число слогов в  длинных строках 
(силлабика – вид симметрии). «Письмена» 
Николая Рериха аритмичны (отсутствует симметрия
ударных слогов), неравное количество слогов в строках, 
отсутствие рифм и короткие строки, типичный верлибр. 

Не убить?

Мальчик жука умертвил.
Узнать его хотел.
Мальчик птичку убил,
чтоб ее рассмотреть.
Мальчик зверя убил,
только для знанья.
Мальчик спросил: может ли
для добра и для знанья
убить человека?
Если ты умертвил
жука, птицу и зверя,
почему тебе и людей
                      не убить?

Можно и прозу, наполненную поэтическими 
образами, разбить на короткие смысловые строки
и получить верлибр. Возьмем  для этого пример 
из романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита» 

          Прощение и вечный приют.
Боги, боги мои!
Как грустна вечерняя  земля!
Как таинственны туманы над болотами.
Кто блуждал в этих туманах,
кто много страдал перед смертью,

тот знает.
Это знает уставший.
И он без сожаления покидает туманы земли,
ее болотца и реки.
Он отдастся с легким сердцем 
в руки смерти,
зная,
 что только она одна успокоит его.

Стихи в прозе асимметричны ритмом и рифмой,
но имеют равное количество слогов в строках  
т.е. силлабичны (ровные края слева и справа).
Белый стих асимметричен по рифме
и симметричен ритмом. В свободном стихе по – разному
рифмуют строки в строфах (1-3,2-4 ),(1-2,3-4) и т.п.
Здесь проявляется асимметрия рифмовки строк 
в разных строфах. Вольное понимание японских кратких
стихотворных форм в русской поэзии породило 
хайку и сэнрю в форме верлибра, белого стиха 
и сочетания их с частичной или полной рифмовкой. 
Всего три строки, а такое многообразие возможных 
форм и большая свобода для творчества. И пойдут 
плодиться хокку и сэнрю подобно кроликам Австралии. 
В добрый путь краткость, стань сестрой таланта 
с высоким удельным смыслом стиха.

Ефим Мандель