Марк Кабаков

" ПОДВИГ МАСТЕРА ": ГРИГОРИЙ ЛЕЙБОВИЧ

Мой тесть Исай Зейтман, когда речь заходила о картинах Лейбовича, обычно улыбался и говорил: «Кошерный художник». Этим он хотел подчеркнуть, что работы Гриши точно соответствуют принципам социалистического реализма. Каковы эти принципы никто, правда, толком не знал, но что Гришины работы соответствуют, старик Зейтман, тоже, кстати, художник - и не из последних - не сомневался. Что же касается улыбки... Слишком жизнерадостен, слишком легок, что ли, был Гриша Лейбович, коренастый человек с черной щеткой усиков и широкими ладонями мастерового, чтобы при одном упоминании его имени не улыбнуться.

Мы подружились с Гришей, когда он обосновался в подмосковном Краскове и наши дачи оказались рядом. Была середина восьмидесятых. По стране гуляли анекдоты, интеллигенция зачитывалась самиздатом, ругать власти стало признаком хорошего тона...

А тут еще первые ласточки «большой алии», километровые очереди в ОВИРе...

От всего этого Лейбович и его жена казались бесконечно далекими. Более того, они вообще не касались политики и пресловутого «еврейского вопроса». Вот о чем Гриша охотно вспоминал среди красковских сосен и пряного запаха разогретой солнцем смолы, так это о войне. И не мудрено. За его плечами их было целых три: финская, Отечественная и японская.

Шесть лет, с 1939 по 1945, Лейбовнч не расставался с пулеметом и - что удивительней всего - остался жив. Один раз его все-таки зацепило, ну да при непрерывной окопной жизни это мелочи.

Лейбович не расставался не только с пулеметом - с блокнотом тоже. Забегая вперед, скажу, что его рисунок «Ромашка на бруствере окопа» стал экспонатом Музея Отечественной войны в Москве, на Поклонной горе.

И вдруг, как гром с ясного неба: Гриша и Лена уехали в Израиль! Благополучный Гриша, который, казалось бы, во сне не помышлял об эмиграции!

Случилось так, что три года спустя, в 1995-м, мы с женой поехали на Святую землю проведать родных. Разумеется, побывали у Лейбовичей. Они снимали в Бат-Яме просторную квартиру, средиземноморский бриз норовил распахнуть окна...

И прошло еще три года. На этот раз я прилетел в Израиль как делегат Конгресса евреев - участников Второй мировой войны. И как ни был занят, все-таки вырвался в Бат-Ям. Вот тут-то Григорий Яковлевич Лейбович потряс меня. Окончательно и бесповоротно.

Он показал мне девять фрагментов картины, которая называется «Я - еврей». Фрагменты, соединяясь в единое целое, составляли полотно шириной в 520 и высотой в 420 сантиметров. В какой из квартир Бат-Яма, да что там Бат-Яма - Израиля, можно было показать такое произведение целиком?!

Каждый фрагмент, в свою очередь, состоял из отдельных полотен, но были они подогнаны друг к другу с такой филигранной тщательностью, что различить стыки было невозможно даже вблизи!

На картине я увидел написанные маслом персонажи еврейской истории. 185 - не более и не менее. Четверть века писал картину Григорий Лейбович, а в это время его жена Елена работала над текстом альбома, в котором так же, как на полотне, были подогнаны одна к другой 185 биографий.

Какой выдержкой, каким невероятным долготерпением надо было обладать, чтобы 25 лет работать «в стол», оберегая даже от доброжелательных глаз свое детище!

Мечта запечатлеть на холсте историю своего народа появилась у Лейбовича в 1973-м. Ее реализация не сулила ни денег, ни славы. Только безумец мог рассчитывать, что в стране, где слова «сионист» и «фашист» звучали одинаково, можно хотя бы в отдаленном будущем показать такое полотно.

Вопросом вопросов была композиция. Многофигурные композиции пишет в эту же пору Илья Глазунов. «Китч» - уже успели окрестить их знатоки. Низвести четыре тысячелетия еврейской истории на подобный уровень - такого художник позволить себе не мог.

Решение пришло внезапно, как озарение: параболы! Их дуги пересекли холст, как бы концентрируя внимание зрителей на главном: праотцах. Эти же дуги естественно членили полотно на секторы, где располагались вожди, пророки, мыслители, воины...

«Не сотвори себе кумира» - гласит заповедь. И посему у народа Книги отсутствует иконография. И посему персонажам, в их числе библейским, предстояло воскреснуть во плоти благодаря воображению Григория Лейбовича и его профессиональному мастерству.

И все-таки значительная часть портретов - копии. В одном случае это средневековые гравюры, а другом - фотографии. Казалось бы, отсюда следует неминуемая статичность полотна. Ничего подобного! Те же параболы создают иллюзию движения от центра к периферии.

Вполне естественно, что вызывают и будут вызывать возражения те или иные персонажи. Конечно, речь не о праотцах и пророках и не о героях - о других. Не сопоставимых ни по каким меркам. Ну, например, Мордехай Анилевич - Иона Якир или Голда Меир - Фаина Раневская.

Начнем с того, что автор, похоже, и не думал сопоставлять масштабы. Равно, как и выставлять оценки. Он понимал другое: ни один холст не в состоянии вместить 40 веков еврейской истории. И это понимание дало ему единственно верный ориентир: свой собственный жизненный опыт, свое личное восприятие. А раз так, то не мог не сказаться русский опыт. И пускай якобинец Троцкий, у которого руки по локоть в крови, не идет ни в какое сравнение с великим праведником Янушем Корчаком. Важно, что тот и другой были евреями.

Да, мы такие: праведники и фанатики, великие и ничтожные. В этом мы не отделимы от цивилизованного человечества. Но цивилизация, в современном понимании этого слова, началась с нас. Сорок веков тому назад.

Единственное, в чем я готов поспорить с художником, так это в «чистоте» отбора. Не в расовом, избави Бог, - в историческом. Дело в том, что еврейское происхождение Нахимова до сих пор оспаривается. Не все прояснено в биографии Колумба…

...Демонстрация картины «Я - еврей» совпала с выходом в свет книги с одноименным названием. Ее сопровождают прекрасные стихи Оры Леви.

Вернисаж прошел 7 октября 1999 года в Центре искусств Тель-Авива. Сделать это было непросто. Требовалась громадная экспозиционная площадь, а откуда у недавнего эмигранта деньги, чтобы ее оплатить? Надо отдать должное израильскому скульптору Герману Кронгаузу и директору Центра Ави Бен-Боруху - благодаря их усилиям зал был предоставлен бесплатно. На целых три недели.

Вот что писала о картине крупнейшая израильская русскоязычная газета «Вести»: «...Наверно это один из самых больших групповых портретов в истории искусств, что говорит о широте образного мышления многоопытного художника и его фантастическом трудолюбии».

Дело за малым: чтобы картина обрела свое место в музее. Она достойна этого.