 |
 |
|
МАКСИМ РЕЙДЕР. Средиземноморский дом. Письма к тель-авивскому другу
Эффект Бен-Гуриона IЯ заметил за собой странную особенность, которую назвал "эффектом Давида Бен-Гуриона", потому что проявляется она только в международном аэропорту имени нашего отца-основателя. Очутившись там, я вдруг начинаю видеть моих дорогих соотечественников со стороны. Одно время "эффект ДБГ" прогрессировал - сперва пелена спадала у меня с глаз в шикарном "Дьюти-фри паласе", затем на паспортном контроле, потом еще раньше - на регистрации билетов. Я уж начал бояться, что ненужное ясновидение поразит меня на улицах Тель-Авива, но тут понял, что такого никогда не произойдет: увидеть со стороны себя и других можно лишь путешествуя, ибо путешествие - это всегда сравнение. Только там ты понимаешь, как велик мир, только там ты задаешь себе вопрос: кто я, кто мы? Кибуц "Гонен"
Путевка в Стамбул, которую я за смехотворную сумму приобрел в компании "Иста" ($344 на двоих - полет плюс 4 ночи в гостинице), подразумевала проживание в трехзвездном "Лалели Гонен". 4 звездочки удваивали цену, так что вопрос даже не рассматривался. Гостиница - тезка кибуца Гонен на севере Израиля - расположена в старом мусульманском квартале Лалели, в 15 минутах ходьбы от Большого базара, в получасе - от Айя-Софии. В простой комнатке было все, что необходимо, имелась ванная комната - новизной она не блистала, но была функциональна, и были даже телевизор с кондиционером - однако, зачем эти агрегаты в стране, где все - натуральное. Население отеля по преимуществу составляют туристы из России (как всегда, либо несчастные, либо "хозяева жизни") с небольшими вкраплениями израильтян и собственно турок; портье хорошо говорят по-русски - утверждают, будто выучились тут, но подозреваю, эти достойные люди родились в Азербайджане и, воспользовавшись случаем, бежали из распадающейся империи. Вообще, русских в Стамбуле множество - на магазинах видны надписи разной степени забавности, на углу возле нашей гостиницы две малосимпатичные крашеные блондинки скрипучими голосами зазывали: "Девочки, стричься! Делаем укладку!" И еще одна дама вполголоса по-заговорщицки сказала, когда мы проходили мимо: "Ребята, скупаем серебро-золото". Я вдруг осознал, что забыл все эти интонации. Но стоило отойти от нашей гостинички, как бывшие соотечественники исчезали и появлялись люди, которые со свойственной мелким торговцам проницательностью распознавали другую, не русскую, но средиземноморскую сторону моей души. Со мной заговаривали по-испански и, признаюсь, это было приятно. А когда мы проходили мимо Большого базара, я услышал обращенные к себе слова: "Синьор! ведь вы итальянец!" - "Нет", - ответил я, хотя вопрос мне польстил. "Синьор, я вижу, что вы - итальянец!" - "Может быть", - согласился я, вспомнив, что совсем недавно познакомился с молодым пианистом из Палермо, с которым внешне мы были довольно похожи. "Коли так, синьор, скажите, где именно в Италии вы живете?" - "В Риме", - ответил я не колеблясь, ведь Рим - один из городов, где я могу жить. "Вот и чудно! У меня есть бизнес в Вероне. А пока - будьте добры, загляните ко мне в лавочку, я хочу показать вам несколько сувениров". Время и местоПозволь мне сделать еще одно отступление: видишь ли, я не хочу пересказывать путеводитель, мне кажется, увлекательней делиться ассоциациями и мыслями. Минувшей зимой я в составе культурной делегации побывал в Москве - впервые после почти 12-летнего отсутствия. В этой компании я был единственным выходцем из России. В первый же вечер мы сидели в ресторане на Арбате, отделанном в национальном стиле. "Ну, ты чувствуешь, что вернулся домой?" - ласково спросил руководитель группы. Мне стоило немалых трудов (ибо рот у меня был набит традиционным русским кушаньем - "блинами с икоркой") убедить его в том, что мой дом - в Тель-Авиве. Не хочу обидеть тех, кто так трогательно принимал нас в Москве, но сегодняшняя Россия, эта страна без улыбок, также, как и 15 и 20 лет назад, представляется мне местом, откуда хочется бежать. Какой уж там дом! А ведь Россия так много мне дала, там я вырос и сформировался, извини за нескромность, как личность. Но разве дело в месте? Скорей в том, как ты себя в нем чувствуешь. На днях я побывал в приморском курортном городке под Тель-Авивом - в Герцлии, где на заре иммигрантской юности демобилизовавшись из центра абсорбции, я без малого год провел в приюте для тех, кто еще не решил, что с собой делать. Любопытно, что приют располагался на площади Сионизма, угол улицы Мучеников Катастрофы, и был окружен шикарными виллами, где я мыл полы. Я тогда возглавлял процветающую фирму "Русская метелка", менеджером, маркетинг-директором, водителем велосипеда и увы, единственным рабочим-уборщиком каковой и состоял. Эксплуатируя живущие в коллективном сознании мифы о немецких профессорах, которые в тридцатые годы торговали с лотка сосисками, осушали болота и мостили дороги, я недурно зарабатывал. Да и нувориши, составлявшие основное население вилл сионистского поселка, были ко мне добры - видать, память у них была не так уж коротка. Я не был в Герцлии 10 лет, почти столько же, сколько в Москве, да признаться, ни в один из этих населенных пунктов не стремился. Но вот в качестве музыкального критика меня пригласили на концерт в гостиницу "Даниэль"; до начала оставалось полчаса, я прогулялся по поселку и, клянусь, это очаровательное и ни в чем не повинное местечко показалось мне еще более гадким, чем прежде. Вот вилла, где я в подвале нашел "Моби Дика" в мягкой обложке и, прочитав первые слова "Call me Ishmael", почувствовал прилив такой острой жалости к себе, что едва не расплакался. А вот улицу пересекла миниатюрная ядовито-рыжая старушенция - сколько же ей лет, она, клянусь отсутствием у меня всего святого, совершенно не изменилась! Когда-то она занималась благотворительностью и между делом говорила, что так европейским евреям и надо - они погибли, потому что держались за свое имущество, а ее-то родители приехали с Украины в двадцатые годы... Но не все было так скверно. Вон в той квартире я познакомился с певицей Яфой Яркони, а там жила милая польская пара и после работы пани Хелена кормила меня бутербродами, со словами "Прынцеска, песек коханый", гладила свою маленькую дворняжку - хвостик закорючкой, и говорила: "Ничего, все со временем устраиваются. Нужно только съесть свое ведерко дерьма, правда, Олек?" Олек был ее муж, строительный подрядчик - человек вполне обеспеченный. А вот место, где произошло одно из самых важных событий моей тогдашней жизни - убогий рыбный ресторан на пляже. Ибо не сразу, не сразу я стал "человеком со шваброй". Полгода, а то и больше в полной прострации просидел я в эмигрантском приюте, ощущая себя человеком совершенно никчемным, будучи не в силах что-либо делать. Но однажды кто-то сказал мне, что можно мыть посуду в ресторане. Проведя невероятно утомительную ночь перед раковиной с горячей водой, куда непрерывным потоком валились грязные тарелки, я на рассвете упругой походкой спешил домой. Я сжимал в кулаке свои первые заработанные шекели и понимал, что я чего-нибудь, да стою. Я пробудился к новой жизни. Я должен быть благодарен Герцлии - тут я вошел в израильскую жизнь, вошел с черного хода, как положено истинному иммигранту. Герцлийский опыт мне многое дал, тут я заметно вырос и заново, извини за нескромность, сформировался как личность. И все же на этот раз Герцлия, повторяю, показалась мне очень гадкой. Даже отрада моих помоечных дней, лимонная водка "Кеглевич" в местном супермаркете (который почему-то стал очень маленьким и больше не походил на сверкающий Дворец Потребительства) стоила теперь не 11, а 29 шекелей. Отчего, скажи на милость, мне так неприятны места, где я становился человеком? Зато в Стамбуле я почувствовал себя дома. Почему? Думаю, все дело в чудесном сплаве реальности и фантазии, реальности и приятных, отчасти выдуманных воспоминаний, которые реальность пробудила. Все тут сложилось одно к одному - ставшее родным раскованное Средиземноморье, где ты знаешь, как разговаривать с людьми, и без труда читаешь язык жестов; мягкий климат, напоминающий среднюю полосу России; запахи - запах листвы, травы, цветов в парках, и запах моря на берегу Босфора (я ведь рассказывал тебе, что я родом из Ленинграда, приморского города на большой реке; но вот как обманчивы воспоминания - я вдруг сообразил, что море в Ленинграде не пахнет, ибо вода в заливе почти пресная!). Ты не представляешь себе, как я был поражен, увидев катерок, по бортам сплошь обвешанный автомобильными покрышками, - видно, воспоминания о таких посудинах, шлепавших по Неве, хранилось где-то очень глубоко у меня в памяти. То было одновременно путешествие в новую для нас страну и возвращение в детство, в приятное прошлое. Мы чувствовали себя как дома - потому что дом - это место, где тебе хорошо и уютно. Стамбул
Рекламного толка, в духе "куда пойти, чтобы увидеть что-нибудь этакое замечательное". Собственно говоря, для ответа на этот вопрос путеводители и составляют, и для краткого визита этот тоже может сгодиться. К сожалению, он очень скоро рассыпался по листикам. Еще я купил подробную карту, издательства Hallwag, уплатив за нее немало шекелей. В Стамбуле есть путеводители на всех мыслимых языках, план города я видел дешевый, но весьма приблизительный. Но - довольно информации. Мы прилетели в Стамбул вечером; нас встретил представитель туристической компании по имени Шмулик, "бойкий еврейчик", назвал бы я его, будь я антисемитом. По дороге в гостиницу Шмулик дал нам ряд полезных советов: деньги и документы не таскать с собой, а хранить в сейфе; из гостиницы по телефону не звонить, а купить телефонную карточку; доллары менять не в банке, а в обменных пунктах; главное же - записываться на его экскурсии, по 25-30 долларов с носа. Мы отклонили последнее предложение, к великому неудовольствию Шмулика. ...Бросив чемодан в номере, мы спустились на улицу. Пахло приготовленным на огне мясом. В темноте неярко горела какая-то лампочка; мы подошли. Возле крохотного грузовичка, задняя часть которого была превращена в походную кухню, стояли мужчины, которые никуда не спешили. Мальчик жарил шашлыки, присыпав зеленью и специями, ловко заворачивал их тонкую лепешку, а потом с искренней доброжелательностью протягивал очередному покупателю. Стоит полтора миллиона турецких денег (чуть меньше полутора долларов). Вкуснота невероятная. Мы прогулялись вниз по улице. Довольно грязно (как же мы удивились наутро, увидав, что весь мусор убран; а в другой раз, гуляя ночью, мы видели дядьку, который вез за собой здоровенный мешок на колесах, куда он собирал бумагу), пахнет дешевым - а может, просто пряным турецким - табаком. На улицах почти нет женщин, только мужчины в пиджаках. "Если рядом с вашей гостиницей есть мечеть, вы об этом узнаете", - не без иронии замечает Том Броснан, автор путеводителя. Дело в том, что если раньше муэдзины взбирались на минарет, чтобы оттуда обратиться к пастве, то теперь их голоса слышны через мощные громкоговорители. Возможно, в прошлом их пение было благозвучно; сегодня - в значительно меньшей степени. Но - удивительное дело - в Турции ислам не воспринимался как агрессивная враждебная сила, а лишь как часть местного культурного пейзажа. То же мы ощутили собственно в мечетях. Мечети есть повсюду. По дороге к гостинице автобус остановился на светофоре. "Что это, что это?" - закричали изумленные пассажиры, указывая на тактично подсвеченное снизу серое кубическое, увенчанное приплюснутыми куполами строение. "Одна из двух с половиной тысяч стамбульских мечетей", - с хозяйской гордостью ответил Шмулик. И, конечно же, на следующее утро мы отправились осматривать достопримечательности. Мечети и дворцыЗа пару дней до вылета я получил электронное письмо от друга. Он прислал список рекомендуемых к осмотру мест, посоветовав не посещать более двух великих мечетей в день, а лучше - одну. "Мне кажется, что правильнее будет каждый день видеть те же мечети под новым углом", - писал он. Самая знаменитая мечеть Стамбула - это Айя-София. Но мы начали с другой, быть может, столь же прекрасной - мечети Султан-Ахмет, она же - Голубая. Вот как пишет о ней Том Броснан, человек, бросивший академическую карьеру и ставший профессиональным путешественником: "Султан Ахмет Первый (1603-17) вознамерился построить мечеть, которая будет соперничать с достижением Юстиниана (Айя-София - МР) или даже превзойдет его. И он приблизился к своей цели. Мечеть Султан-Ахмет - торжество гармонии, пропорциональности и изящества, и Мехмет-ага, ее архитектор, достигает того же визуального эффекта в экстерьере, что достигнут в интерьере Айя-Софии. Для того, чтобы в полной мере оценить ее архитектурное совершенство, к мечети нужно приближаться в верном направлении. Не идите прямиком от Айя-Софии, продираясь через толпу туристов, но выйдите из средней части Ипподрома и приближайтесь к фасаду мечети. Двигайтесь по направлению к мечети, войдите через боковые ворота. Обратите внимание на небольшой купол, их венчающий: это мотив, который Мехмет-ага использует для того, что вы воздели глаза к небу. В то время, как вы входите в ворота, ваш взгляд скользит по ступеням лестницы, ведущей еще к одним воротам, также увенчанным куполом, а через эти ворота - к другому куполу, куполу шадирвана (фонтана для ритуальных омовений) в центре двора мечети. По мере того, как вы подымаетесь по ступеням, вашему взгляду один за другим открываются полукуполы: сперва - над главным входом в мечеть, затем тот, что над ним, и еще, еще. Наконец, вы видите главный купол, и тогда ваше внимание привлекают "заросли" маленьких боковых куполовков, лишь усиливающих общий эффект. Довершают его минареты, возносящие ваш взгляд к небесам". Меня же скорей поразило внутреннее пространство мечети - быть может, потому, что она была первой, в которой я побывал. Даже не пространство, но ощущение пространства - светлого, округлого, несущего тебе умиротворение, в прямом смысле слова возвышающего, ибо купол точно втягивает тебя. А можно и не воспарять, можно сидеть или даже лежать на ковре, разглядывая чудесное сочетание цветов на витражах, на росписях потолка и стен. *** Об истории главной мечети Стамбула - Айа-Софии - кое-что известно даже мне. Как-то сразу становится ясно, что Айя София древнее Голубой мечети. Стены ее темны, и внутренне пространство - как бы это сказать - первозданней, в нем больше мощи, чем покоя. Чтобы воспринять, осознать это пространство, нужно много времени, да и кто я такой, чтобы об этом рассуждать, если даже Мехмет-завоеватель, благодаря которому самое большое в мире культовое сооружение перешло во владение ислама, прежде чем войти в церковь, в знак самоуничижения посыпал себе голову землей. Лучше я расскажу тебе вот что. Броснан пишет: "На протяжении 1000 лет лишь императорским процессиям было дозволено входить в церковь через центральную ("императорскую") дверь. До сих пор по обе стороны порога в том месте, где стояли стражи, вы можете заметить вмятины в каменнном полу". Закрыв глаза, я поводил ногой по полу и, как мне казалось, нащупал углубление - прошлое посылало мне привет. *** Не менее полудня провели мы во дворцовом комплексе Топкапи - 400 лет он был центром процветающей империи. Мы видели внутренние покои, оружейную палату, портретную галерею, музей султанской одежды и даже саблю Пророка. Не говоря уже о гареме - правда, постоянное присутствие экскурсантов как-то не позволило вообразить "атмосферу восточной неги" - но может, это все выдумки? Однако, запомнился нам дивный парк перед дворцом - с огромными старыми кленами и обветшалой крепостной стеной, сложенной, конечно же, из красного кирпича. АнтикиРассказывал ли я тебе, как, перебираясь из СССР на постоянное место жительства в так называемый "свободный мир", я был поражен, услышав в венском трамвае, что дедушка напевает внучке андерсеновскую песенку "Ах, мой милый Августин", и как потом в Риме я прикасался к древним колоннам, чтобы убедиться в том, что все это существует? Но это потрясение - ничто в сравнении с тем, что я испытал в стамбульском Археологическом музее. То есть музеев там два - собственно археологический и Музей Древнего Востока. В первом есть немало славных мраморных статуй, хотя главной "аттракцией" являются мраморные же усыпальницы из подземного некрополиса, найденного во второй половине 19 века неким ливанским крестьянином. Предполагалось, что одна из усыпальниц, самая изысканная, принадлежит Александру Македонскому. Теперь считают, что это не так, но, честно говоря, какая разница. Стены последнего жилища царей украшают горельефы. Вот батальные сцены: победители, побежденные и мертвые. Какое богатство оттенков ощущений - от самоуверенности сильного до осознания собственного бессилия. Причем ясно, что от победы до поражения - меньше шага. А вот - скорбящие женщины, неизвестно за что потерявшие своих мужчин. Как это все знакомо. Впрочем, к этому я еще как-то был готов. Но когда в Музее Древнего Востока я вдруг увидел фрагмент Вавилонских ворот - ну да, тех самых: по синему полю важно шагают рыжие львы и единороги - я... Как тебе сказать? Этого не может быть. То есть они есть во всех учебниках истории, но не в природе же! Вавилон вместе со своим Навуходоносором если и существовал, то в опере Верди "Набукко". Видя мою растерянность, смотритель - немолодой коренастый турок с густыми усами и большим висячим носом - подошел ко мне и спросил: "А если сфотографировать, то получится?" Я кивнул в ответ, а он подмигнул и сказал: "Так снимай же". И потом подвел меня к единственной в мире хеттской колонне, к витрине, где за стеклом лежала клинописная табличка - кодекс царя Хаммурапи (все-таки, должно быть, копия - оргинал находится в Британском музее, но в тот момент я о таких мелочах не задумывался), и все подмигивал... А я бродил по залам, останавливаясь то перед бородатой ассирийской статуей, то перед гирями для весов - полированными овальными камнями, изображающими лебедей, положивших голову себе на спину, то перед какими-то древними львами. Под конец старикан подошел ко мне и не без застенчивости сказал: "Дай доллар на чай". Клянусь, он его заслужил. ДовольноТы знаешь, я решил на этом закончить мое письмо. Ты уж меня прости - я так о многом тебе не рассказал. Например, о чудесной турецкой кухне - простой, невероятно богатой оттенками вкуса, легкой и одновременно сытной. Мы питались в народных столовках, за 20 шекелей получали обед из двух блюд на двоих - что за супы, что за фаршированные овощи, что за котлетки с пюре! А есть еще слоеные пироги - с творогом, с мясом и сладкие. Или про то, что в Стамбуле есть такие славные уголки с уличными кафе, и тебе кажется, будто ты в Испании или Италии. И про паром, который за 10 минут перевезет тебя через Босфор - из Европы в Азию и обратно. И про Галату, район, расположенный в азиатской части города, но при этом такой европейский! Есть там бульвар Истикляль, бывшая Гран Рю, и по нему между шикарных магазинов фланирует праздная публика, бегает декоративный трамвайчик, и такая нега разлита в воздухе. Или Большой базар - продавцы тебя, конечно, зазывают, но нет в них наглой прилипчивости. И еще я помню двух юношей - в накрахмаленных белых куртках и белых шапочках, умных, красивых, вышколенных - они торговали сладостями в магазине отеля "Рамада", и в них, подумалось мне, было все то, что с невероятной силой влекло европейцев на Восток. Тысяча и одна ночьПоздно вечером накануне отъезда мы вышли из гостиницы и через полчаса оказались неподалеку от Голубой мечети. Она сама и шесть ее тонких, летящих в небо минаретов были подсвечены нежным светом. Я замер в изумлении - то была сказка "Тысячи и одной ночи", и как я, родившийся в другое время и в другой цивилизации, мог видеть ее? Ровно в полночь свет погас. ДомойОтдых в Турции имеет еще и то достоинство, что перелет занимает менее двух часов. Ты не успеваешь устать, ты почти не успеваешь ни о чем подумать - разве что сказать себе, что если Израиль чем-то и лучше Турции, так это языком - потому что иврит мы уже выучили. Впрочем, я шучу, жить в Турции, скорей всего, невозможно - говорят, там ужасная коррупция; и вообще, интересно, как сочетаются вкусная национальная пища, гуманный климат, прекрасные пейзажи и доброжелательность местных с геноцидом армян в 1915 году, с недавней оккупацией Северного Кипра, да и просто с кривым турецким ятаганом? Ответов на подобные вопросы не существует. Самым правильным будет посмотреться в зеркало и произнести мало что объясняющую фразу: "Верно, такова человеческая натура". Эффект Бен-Гуриона IIЯ никогда не интересовался этим вопросом специально, но полагаю, что отец-основатель Давид Бен-Гурион поставил себе целью создание новой единой нации - израильтян. При этом синдром отчуждения от этой нации поражает меня как раз в аэропорту, носящем его имя. Но вот что характерно - цикл этот замкнутый: начинаясь на паспортном контроле при выезде, он завершается в тот момент, когда девочка в будке резким ударом штемпеля вбивает в мой паспорт отметку о въезде. И я забываю строки Мандельштама: Когда подумаешь, чем связан с миром, И я снова становлюсь частью этой жаркой, не всегда дружелюбной, на глазах разваливающейся - но все же так цепко меня держащей - средиземноморской страны.
|
| © Copyright IJC 2000 | Условия перепечатки |
|
|
