"ПРОЕЗДОМ" с Аркадием Аркановым

Беседовала Элла Митина, Журнал "Алеф"

Отправляться в путешествия стоит с людьми увлекающимися, которым не наскучило в этой жизни вертеть головой по сторонам и ахать от увиденного. Собственно, в нашу рубрику "Проездом с..." другой человек попасть и не может. Какой смысл беседовать о странствиях с тем, кто более всех изменений в пространстве предпочитает переход с кресла на диван?
Аркадий Арканов - известный писатель и телеведущий, человек разнообразных увлечений. Он любит музыку, шахматы (у него высокий спортивный разряд), не чужд азартным играм (казино - его страсть). Ну и, конечно, любит путешествия. Возможно, это увлечение передалось ему от отца, Михаила Штейнбока, который, будучи агентом по снабжению, часто ездил в командировки в Заполярье. Аркадий Михайлович в свое время тоже поколесил по просторам нашей необъятной родины, а когда стал "выездным", то и по всему миру.
Договариваясь о встрече, я попросила его дать мне несколько снимков для журнала. Уже предвкушала, как наше интервью будет украшено фотографиями, на которых Арканов эффектно смотрится на фоне Эйфелевой башни, Стены плача или статуи Свободы, но выяснилось, что никаких таких фотографий нет, а если они и имеются, то пылятся где-то в далеких труднодоступных шкафах. Память о путешествиях, как впрочем, и о других любимых им вещах, хранится у нашего героя совсем на других полках.

- Так странно, что у вас не оказалось фотографий... Большинство знаменитых людей к своему изображению относятся чрезвычайно трепетно. - Только не я. У меня нет ощущения, что это может быть кому-нибудь интересно. Если раньше я еще пытался как-то собирать свои передачи, какие-то там снимки, классифицировать их, то теперь мне все это надоело. Может быть, потому, что я достаточно спокойно отношусь к своему пребыванию на этой земле, понимая, что все это кратковременно и быстро преходяще. А мне лишний раз смотреть на те места, где я был, ничего, кроме печали оттого, что сейчас там меня нет, не приносит. Знаете, я всегда считал делом скучным и неинтересным показывать альбомы семейных фотографий или тех мест, где ты когда-то бывал. Я не веду дневников, ничего не записываю, даже идеи, которые возникают, остаются у меня в голове, потому что как только я записываю их на бумагу, ничего хорошего из этого не получается. А если идея долго сидит в голове, то рано или поздно ее можно реализовать. Как правило, она получается живая. Телефоны я тоже все помню наизусть. Не люблю и не умею пользоваться визитными карточками. Дома их полно, а с собой никогда нет. У меня огромная фонотека джаза, классической музыки, и она тоже вне системы. Мой друг Алексей Козлов говорил: "Давай я в течение двух дней сделаю тебе каталог". Но я не соглашаюсь.
У меня на столе, как видите, полный бардак, в котором никто не разберется, кроме меня. Но не дай Б-г что-то переложить, тогда я потеряю все, всю систему в этой бессистемности, в этом хаосе.
- Но все-таки на стенах и на полках у вас стоят явно заморские сувениры.
- Здесь тоже нет системы. В основном, это жена покупала в аэропорту в duty-free, просто как сувенир на память, но кое-что из хранящегося на стенах мне действительно дорого. Например, весь мой "вьетнамский уголок".
- Почему именно вьетнамский? Ваша поездка туда была какой-то особенно запоминающейся?
- Да, безусловно, поскольку это была единственная поездка в столь далекую страну, где довелось побывать до 1989 года. До этого времени, не знаю уж по какой причине - возможно, у "органов" имелись свои соображения, - я был невыездным.
- Может, это было связано с пресловутым пятым пунктом?
- Не думаю, хотя к евреям имею самое прямое отношение. Скорее, это связано с одним эпизодом, который произошел еще в 1963 году. В тот год было 10 лет со дня смерти Сталина, и мы с группой молодых писателей пошли на Красную площадь, поскольку нам сообщили, что там будет митинг старых большевиков, пострадавших от сталинских репрессий. Вы представляете, в 63-м - митинг на Красной площади! О том, что это вообще будет, сообщили по телефону Васе Аксенову. Видимо, это была провокация. На площадь пошли Вася Аксенов, Гладилин, покойный Владимов - они были членами Союза писателей, - ну и я. Было 5 марта, и в 6 вечера уже стемнело. На площади действительно было полно народа, но никакого митинга, только очень многие ходили с фотовспышками. Мы посмотрели смену караула у Мавзолея и собрались уходить, когда нас арестовали. Продержали часов шесть в каком-то закрытом помещении, а потом извинились и отпустили, сказав, что нас взяли специально, чтобы мы не стали жертвами провокаций. Вот после этого случая моя фамилия вычеркивалась из всех списков на зарубежные поездки. И только один раз я оказался в Чехословакии, а потом несколько раз в Болгарии на фестивалях юмора. И вдруг в 67-м году Борис Полевой - я тогда работал внештатным редактором в журнале "Юность" - предложил мне с большой официальной делегацией Союза писателей поехать во Вьетнам. В разгар войны мы должны были поддержать братский вьетнамский народ. И хотя оформление туда, как ни странно, было таким же, как в капстрану, меня выпустили. Но с приближением сроков отъезда многие члены делегации, все эти функционеры, секретари Союза, лауреаты госпремий, стали выпадать из списка. Они не хотели ехать, потому что это было опасно. Ведь шла война. И в результате остались я и переводчик Марк Ткачев, крупнейший специалист по Юго-Восточной Азии. Так я оказался во Вьетнаме, где пробыл два месяца. Однажды на каком-то рынке я купил эти картинки, выполненные на рисовой бумаге. Через 10 минут после того как я покинул рынок, его разбомбили. А вот эта ваза - тоже память о Вьетнаме. В 1987 году, когда отмечалось 20-летие нашей поездки, я снова оказался в этой стране, и мне в нашем посольстве в Ханое подарили вазу, которая теперь тут и стоит.
- За последние 15 лет, став абсолютно "выездным", вы побывали в десятках стран. Появилось ли на земле место, которое вам особенно нравится? - Я обожаю Нью-Йорк. Он относится к категории городов, которые иногда снятся. Нью-Йорк, с моей точки зрения, - живое существо, и я знаю, что многие люди его не выносят. Им там страшно, они там теряются. А я вот, попав в этот город, сразу стал его пленником. И определенно знаю, что если человек живет в Нью-Йорке, не любя его, то город ему отомстит: он жесток по отношению к тем, кто его не любит. Ну, а если уж ты Нью-Йорк любишь, то ничего, кроме кайфа, там не испытаешь. Я там был раз тридцать. И один, и на гастролях, и с Оганезовым, и в составе делегаций. Мои мама и брат жили в Бостоне (мама умерла год назад), но когда я приезжал к ним, то всегда бывал в Нью-Йорке. А теперь у меня и сын там живет.

- А как вы относитесь к тому, что за границей вас не узнают?
- В том-то и дело, что я обожаю это публичное одиночество, когда я хожу в толпе и принадлежу только сам себе. И когда в другой стране вдруг кто-то меня узнает, это вдвойне приятно. Потому что здесь это что-то само собой разумеющееся...


С женой Наташей
- Известна ваша любовь к казино и всяческим азартным играм. Наверняка и в других странах тоже заглядываете в казино. Бывало ли так, что вы проигрывались дотла и оказывались в безвыходном положении?
- Действительно, в какой бы стране я ни был, захожу в казино, поскольку люблю игру. Но я не отношусь к категории больных людей, у которых страсть к игре приобретает форму мании.У меня этой мании нет, я не проигрываюсь до нитки, хотя могу вспомнить свое первое посещение казино в Америке, которое как раз и сопровождалось вот такой денежной неудачей. Это был 89-й год, у меня было 250 долларов. Тогда мне казалось, что это очень много. Ведь это была почти вся моя наличность. То есть, конечно, еще что-то в запасе было, кроме того, я жил у мамы с братом, которые не дали бы мне умереть с голоду, был также и обратный билет в Москву, но тогда 250 долларов составляли для меня довольно крупную сумму. Мне очень хотелось посмотреть казино в Атлантик-Сити. И вот на туристическом автобусе, который забрал меня утром и должен был вернуть в 6 вечера, я отправился в этот самый Атлантик-Сити. Раньше я ничего подобного не видел, всех этих автоматов, поэтому я подошел к первому попавшемуся - это был "однорукий бандит" - и стал бросать монеты одну за другой, истратив все 250 долларов за первые же полчаса. Лишь после этого я, отойдя наконец от "бандита", начал бродить вокруг и обнаружил множество других автоматов с другими правилами игры. Я мог растянуть игру, лучше изучить правила - ведь до шести вечера было столько времени! А так, бездарно просадив все в самом начале, я вынужден был слоняться по Атлантик-Сити, коротая время в ожидании автобуса.
- Вернемся к теме путешествий. Теперь, когда вы столько повидали, не появилось ли ощущение скуки, пресыщенности?
- Нет, что вы. Наоборот, мне кажется, что по-настоящему я живу только в тот момент, когда отправляюсь в путешествие. Даже в такую даль, как Австралия, лечу с удовольствием. Сейчас мне опять предлагают поехать туда, а оттуда, возможно, в Новую Зеландию - это еще дальше, больше суток лету. Но я все равно с радостью соглашаюсь, потому что в путешествиях время замедляется. Для тех, кто остается, оно неумолимо продолжает идти, а для меня, пока я перемещаюсь в пространстве, оно как бы перестает течь. Я за это время не изменился, а они - постарели. В сущности, мои путешествия - это попытка остановить время.

http://www.alefpress.com/mag/905/9.html