Актеры

ВАРДВАН ВАРЖАПЕТЯН

Скажите любому, кто хоть капельку любит театр, всего два слова: «Учитель танцев» - и пол-России тут же откликнется: «Зельдин». Другого такого « maestra de danzar » на российской сцене не было. А ведь когда он появился?

В 1946 году - одном из самых серых, тусклых в свинцовом течении советской Леты. А тут - ослепительная комедия Лопе де Вега, испанские страсти, искрящийся темперамент, изумительная пластика. Одно слово - Альдемаро, бессмертный учитель танцев. Зельдин в этой роли поднялся до вершин мастерства и, безусловно, поставил рекорд творческого долголетия, десятки лет выходя на сцену Театра Армии в «Учителе танцев», каждый раз заставляя зрителей восторженно рукоплескать.

По ночам арестовывали людей, увозя в фургонах с надписью «Хлеб», убили Соломона Михоэлса, вырывали ногти у его брата, старого врача Меера Вовси, добиваясь признания, что он - отравитель, расстреляли Еврейский антифашистский комитет, сколачивали бараки в колымских и воркутинских лагерях для нового «вавилонского пленения» евреев, а красавец Владимир Зельдин блистает в комедии Лопе де Вега, за эту роль он выдвинут на Сталинскую премию. Один из ведущих актеров ЦТСА, он занят не только в «Учителе танцев». Вместе с Любовью Добржанской репетирует «Даму с камелиями» А. Дюма-сына, которую ставит Мария Осиповна Кнебель; она - Маргарита Готье, он - Жорж Дюваль, их дуэт обещал стать праздником для театралов, и вдруг запрет, спектакль вычеркнут из планов - слишком много евреев. И тут же Зельдина вычеркивают из списка соискателей высокой премии. А он? Он же не слепой. Но он актер, он обязан смеяться даже сквозь слезы, петь, танцевать, падать на колени перед возлюбленной, быть естественным во фраке и камзоле так же, как в тельняшке и пастушьей бурке.

В комедии Жана Ануя «Приглашение в замок» герой Зельдина - банкир Мессершман, наживший громадное состояние, но готовый разориться, лишь бы его дочь Диана была счастлива. Он может купить ей дюжину женихов с великолепной родословной, но что толку от его миллионов, если она влюблена в того, кто полюбил другую? Она обвиняет его: «Старый еврей! Думаешь, ты сильнее всех? Деньги бессильны! Ты можешь накопить еще в десять раз больше, и все равно никаких денег не хватит, чтобы тебя перестали унижать и твоя дочь не страдала. Эти люди с их портретами, покрытыми пылью, и домами, которые вот-вот развалятся, сильнее нас с тобой, папа. Они не прочь взять у нас деньги, чтобы сделать ремонт, - вот и все. Ах, я не навижу, ненавижу тебя за то, что я твоя дочь! Чего бы я ни отдала, чтобы быть такой, как они!» «Мне не нравятся твои слова» - отвечает Мессершман. Но перед этой репликой ремарка драматурга: (побелев как полотно).

Как сделать, чтобы зритель увидел это? Разгневанный отец хочет уйти, он повернулся, и последние слова дочери ему, как камни в спину, он вдруг замер, каждая жилка в нем натянута от боли.

«Приглашение в замок» - одна из недавних работ театра (режиссер Александр Бурдонский). Взбалмошную дочку банкира играет молодая актриса Мария Шмаевич, это ее дебют на московской сцене. Зельдин для нее легенда. А еще - всезнающий, всепонимающий партнер, заботливый наставник. «Мой добрый гений в театре, - поясняет Мария. - Один из тех людей, кто помогли мне стать актрисой. Каждый из них - этап в моей жизни. Мои педагоги - Нина Соломонов-на Михоэлс и Владимир Наумович Левертов, режиссеры Гедрюс Мацкявичюс и Александр Васильевич Бурдонский.

А. Бурдонский - ученик М.О. Кнебель, он все-таки осуществил мечту Марии Осиповны, поставил на сцене Театра Армии «Даму с камелиями» - в 1984 году. Тогда маленькая Маша Шмаевич запишет в своем детском дневнике: «Когда я вырасту, обязательно буду актрисой!» Потом она забудет свою мечту, семья уедет в Израиль, и уже там она вдруг удивит отца: «Папа, я хочу стать актрисой».

На вступительных экзаменах в Школе театра и кино «Бет-Цви» ректор Гери Билу спросил Марию, знает ли она иврит? «Знаю» - храбро ответила девушка. После чего ректор продолжил разговор по-русски и дальнейшую беседу с абитуриенткой переводил членам приемной комиссии сам. Конечно, она готовилась к экзаменам, вызубрила монологи Гамлета с черепом бедного Йорика и Агафьи Тихоновны, сравнивающей кондиции сватающихся женихов. Монологи учила на иврите, старательно транскрибировав текст русскими буквами. Но ректор спрашивал о семье, о жизни, о России. Посовещавшись с комиссией, задумался и объявил: «Вы приняты. Поздравляю!»

- На иврите это называется «мехина», - поясняет мне Маша, - подготовительный курс, когда новички усиленно занимаются ивритом, осваивают самые азы профессии. Гери Билу предложил мне заниматься у Нины Соломоновны Михоэлс. Это была даже не удача, а спасение - Нина Соломоновна просто взяла меня за руку и повела. Ее драматическая школа - это некий синтез театральной педагогики, соединяющей культуру России и Израиля. Я старалась изо всех сил, но учиться было очень тяжело:

язык не давался, времени не хватало, а надо было еще зарабатывать на жизнь. Да и закончи я «Бет-Цви», меня не взяли бы в израильскую труппу: что, с таким ивритом?! Нина Соломоновна чувствовала мое отчаяние, она сказала: «Тебе надо учиться в Москве». Но на учебу нужны деньги, много денег, я же теперь иностранка. Я служила горничной в знаменитом иерусалимском отеле «Царь Давид», где останавливаются короли, президенты, миллиардеры. Нелегкий хлеб, поверьте... Но зато вдруг заговорила на иврите, потому что исчез страх, я ведь была не на сцене, а здесь меня прекрасно понимали. И, конечно, стоило перенести все унижения, все трудности, чтобы поступить в ГИТИС и стать ученицей Владимира Наумовича Левертова. Он вывел свою педагогику из «системы Станиславского», был, возможно, последним, кто исповедовал ее, видел в ней своеобразный «философский камень», позволявший ему, великому педагогу, превратить ученика в актера, как свинец в золото. Он безошибочно чувствовал и знал каждого из нас, как даже мы сами себя не понимали. Его смерть стала для нашего курса катастрофой.

«Доводил» выпуск Борис Морозов, главный режиссер Театра Армии. На одном из показов студенческих работ Марию Шмаевич заметил А. Бурдонский и пригласил в театр на роль Дианы в комедии Ж. Ануя. До премьеры оставалось всего две недели, надо было успеть в спектакль, как в поезд, - на ходу. И спрыгнуть нельзя. «Твое имя уже на афишах» - предупредил режиссер.

- 30 апреля 1999 года я впервые вышла на сцену, - вспоминает Маша. - Летом мы поехали в Томск на гастроли, и там Александр Васильевич неожиданно предложил мне главную роль в «Даме с камелиями».

Такое действительно случается только в романах. Еще ничего не сделав, получить роль, где сердца зрителей разбивали Элеонора Дузе, Сара Бернар, Гликерия Федотова, Людмила Питоева, Аста Нильсен, Вивьен Ли... А в Театре Армии Маргариту играли Ирина Демина, Алина Покровская, до них готовилась Любовь Добржанская... Я снова спрашиваю Зельдина:

- Владимир Михайлович, вы так и не сыграли Жоржа Дюваля. Пепел каких еще несбывшихся ролей стучит в ваше сердце?

- Ромео. Король Лир. Старый князь в «Дядюшкином сне». Сира-но де Бержерак, Татьяна Львовна Щепкина-Куперник подарила мне свой перевод «Учителя танцев» с трогательной надписью: «С надеждою, что мой милый Альдемаро превратится в Сирано». Увы! Я мечтал об этой роли, но мне просто взяли и не дали сыграть ее.

- Испанцы, итальянцы, американцы, англичане, русские, грузины, армяне, азербайджанцы, греки, даже финны... Кого вы только не играли. А евреи?

- Вот, на девятом десятке дожил, наконец, что вышел на сцену в кипе. Ну, вы видели «Приглашение в замок».

Видел. Видел, как зал аплодировал при появлении Зельдина - стройного, подтянутого, в безукоризненном костюме, с изящной тросточкой и в кипе. Потому что это действительно чудо - явление актера публике. Его Мессершман - польский еврей, бежавший от нацистов, чудом остался жив, наладил собственное дело, разбогател, но что богатство, если врачи разрешают есть только лапшу, сваренную на пустой воде, даже без масла и соли?! «Что деньги? ! - рычит он, как разъяренный тигр. - Все, что они мне дали, - это прах, дым, мразь, дерьмо!.. Я всего лишь бедный портняжка из Кракова, и единственное по-настоящему радостное воспоминание за всю мою жизнь - это первый костюм, который я сам сшил в шестнадцать лет. Первая моя удача. И отец сказал мне: «Ну, Йонатан, молодец, теперь ты мастер своего дела». И я был на верху блаженства». - Ваш герой вспоминает первый костюм, который он сшил. А вы, Владимир Михайлович? Что вы сейчас, оглядываясь в прошлое, вспоминаете с радостью и нежностью?

- Детство в Твери, которое пришлось на годы НЭПа, наш дом, моих родителей, ледяную горку, с которой скатывался вниз, каток, игру в снежки, зиму, елку, свои любимые игрушки - стеклянные колокольчики, ватного деда Мороза и Снегурочку, длинные конфеты в нарядных фантиках. И еще Пасху. Весна, солнце, праздник. Мама готовит пасху, а мы, дети, облизываем ее пальцы, пахнущие свежим творогом, ванилью, изюмом, толченым миндалем, лимоном. Моя мама была русской, отец - крещеный еврей, в Московскую консерваторию некрещеных евреев не принимали. И я был крещен, так что не знаю, какой я еврей - плохой или хороший. Я старался быть просто человеком. Никогда не был пионером, комсомольцем, коммунистом. Только актером. Мама умерла очень рано, папа умер, когда мне было пятнадцать лет. Я всегда завидовал тем, у кого есть родители. Понимают ли они, какое это счастье?

Маша для меня как дочь, я ее очень люблю. Преклоняюсь перед ее талантом, упорством, трудолюбием. Вы не представляете, как трудно войти в труппу девчонке, еще не окончившей институт: в театре без году неделя и сразу главная роль, да какая - Маргарита Готье! - которую актрисы ждут десятилетьями. Хорошо помню, как у нас «показывался» Иннокентий Смоктуновский - и не прошел. Татьяна Доронина - тоже не «показалась». Татьяна Васильева - не взяли.

- Да неужели так трудно в настоящем актере разглядеть талант?

- Невероятно трудно.

Эти же слова потом повторила Марина Шмаевич, когда мы снова встретились - уже не в театре, а за чашкой чая в Доме журналистов.

- Мне невероятно повезло, что Александр Васильевич Бурдонский заметил меня, поверил в меня. Ввел с ходу в спектакль, а через несколько месяцев дал такую роль в «Даме с камелиями».

- Маша, этот театр был построен, чтобы представлять действительно «театр военных действий» с пехотой, конницей, чуть ли не с танками, необъятная сцена, продуваемая сквозняками, как степь, даже в креслах партера, кажется, слышишь вой ветра. И вы - нежное созданье, умирающее от чахотки и любви, в бальном платье, атласных туфельках. Не холодно?

- Жарко! Я ведь почти все действие на сцене. Вот другим актерам приходится зябнуть, ожидая выхода, кутаться, пить чай, а мне жарко - побегай-ка по такой громадной сцене. Зато потом так легко на малой. Конечно, я боялась. И Зельдин переживал, что я «потеряюсь» на такой громадной сцене, что меня даже в бинокль не разглядят. Он водил меня по сцене, наставлял: «Просто ходи, прогуливайся, пусть ноги привыкнут, глаза, голос - это очень важно. Чувствуй, обживай, запоминай пространство».

- Маша, и все-таки... Вы израильтянка, многого, к чему вы успели привыкнуть в Израиле, здесь нет. Чего вам не хватает в Москве больше всего?

- Иерусалима, его неба, солнца, воздуха, Бога, Стены плача с громадным кустом каперсника, разросшимся прямо на камнях, над головами, молящихся женщин, воркующих голубей, слетающих на этот куст. Когда я впервые увидела Иерусалим, небо просто опустилось мне на плечи, обняло меня... Здесь мне не надо думать, верю ли я в Г-спода, я просто дышу этой верой. Очень хочу, чтобы в Израиле увидели спектакль, который сейчас готовит Зельдин.

«Да, готовлю, - подтвердил Владимир Михайлович. - Несколько сцен, соединенных в «Монолог старого актера». Будем представлять его вместе с Машей».

Как удалось узнать, одним из героев готовящейся постановки будет Альдемаро, несравненный «учитель танцев».

В этом году исполнилось 55 лет Геннадию Хазанову. Принимая поздравления, популярнейший актер заметил: «Конечно, я понимаю, что 55 - не 85, но когда смотришь на Владимира Михайловича Зельдина, кажется, что это ему 55!».

А ведь так оно и есть. В 1945 году, когда Хазанов появился на свет, Зельдин вышел на сцену Театра Армии и с тех пор ее не покидает.

Фамилия Зельдин - очень старая, она происходит от верхненемецкого «зельде» - «удача», счастье»... Хорошая фамилия.

АЛЕФ