Об антисемитизме Цицерона

Роза Ляст

Об антисемитизме Цицерона уже написано достаточно много на всех европейских языках. Интерес к теме понятен. Когда в 1914 году Жан Жустер (исследователь истории еврейства римского периода) впервые заявил, что Цицерон был "свирепый антисемит" - это было воспринято как явное преувеличение, которое плохо совмещалось с образом великого оратора, борца с диктатурой и символом гуманизма.

На русском языке, насколько мне известно, об антисемитизме Цицерона писал только один автор - Соломон Яковлевич Лурье, блестящий ученый с мировым именем. Его книжка "Антисемитизм в древнем мире" (Петроград, 1922) до сих пор единственное исследование на русском языке об антисемитизме в древности и это единственная книжка из которой русскоязычный читатель впервые узнал об антисемитизме Цицерона. К сожалению, эта тема не была предметом специального исследования С. Я. Лурье. Именно это обстоятельство и некая ниша, которая осталась незаполненной в западной литературе, позволяют мне надеяться, что предлагаемая статья не просто введет русскоязычного читателя в курс проблемы, но и поможет понять ее существо.

Главный вопрос состоит в том, почему знаменитый оратор однажды обрушился на евреев в одной из своих защитительных речей в суде ("В защиту Флакка"). Было ли это только его обыкновение порочить свидетелей противостоящей стороны, вменяя им в вину черты их национального характера, т. е. обычная ксенофобическая демагогия, или в его нападках на евреев присутствовали какие-то особые личные эмоции и мотивы.

Речь в защиту Флакка была произнесена в начале 59-го года до н. э.. Люций Валерий Флакк, претор 66 года до н. э., в 62 году получил в управление провинцию Азию (Малую Азию). В 59 году он был вызван в суд по делу о незаконном вымогательстве денег из Азиатских городов. Среди предъявленных Флакку обвинений была и незаконная конфискация денег у евреев. Обвинителем в суде по поручению городов выступил Децим Лелий, который не принадлежал к сенатской знати.

В Речи сто шесть параграфов (по изданию Гарвардского университета 1947 г.). Фрагмент из Речи, относящийся к евреям, начинается с середины 66-го параграфа и кончается 69-м, т. е. из 106 параграфов евреям посвящается три с половиной.

Насколько мне известно, эта Речь никогда не переводилась на русский язык, поэтому я позволю себе полностью процитировать фрагмент, относящийся к евреям, но начну цитировать с обращения к малоазийским грекам. Итак, Цицерон говорит:

I. Фрагмент из речи Цицерона "В защиту Флакка" (Cicero, pro Flacco, 65-69)

"Я прошу вас свидетели из Азии, чтобы вы запомнили (если вы действительно хотите восстановить в памяти, какое суждение о себе вы внесли в общественное мнение), каким образом вы сами описываете Азию и что не другие народы имеют обыкновение говорить о вас, а что вы сами постоянно говорите о людях вашего происхождения. Я полагаю, что Азия ваша состоит из Фригии, Мезии, Карии, Лидии. Так это ваша или наша поговорка "фригиец становится лучше под палками"? Разве не вашими устами стало всеобщим достоянием мнение о всей Карии: "Если ты хочешь почувствовать, что такое опасность, ты должен это испытать используя раба из Карии". И еще. Что в греческой речи более общепринято и известно, чем то, когда говорят, что кто-то презирается как последний из мезийцев. Наконец, что я могу сказать о Лидии. Разве писал какой-нибудь грек комедию, в которой бы на первых рабских ролях не был лидиец? Поэтому какая вам причинена обида, если мы установили, что мы должны судить о вас вашими же критериями. Наконец, мне кажется, что я уже достаточно сказал об азиатских свидетелях как группе.

Далее следует известная ненависть к еврейскому золоту. Неудивительно, что это дело обсуждается недалеко от Аврелиевых ступеней. Именно из-за этого обвинения, Лелий, (обвинитель Флакка, Р. Л.) ты выбрал именно это место и эту толпу; ты знаешь как велика эта шайка, сколько в ней спайки, как она сильна в наших народных собраниях. Я буду говорить это пониженным голосом, чтобы только судьи могли услышать. Ибо нет недостатка в тех, которые подстрекают этих презренных против меня и против каждого из лучших граждан. Нет, я не помогу облегчить это дело.

Когда от имени евреев стали ежегодно высылать в Иерусалим из Италии и всех наших провинций золото, Флакк запретил эдиктом экспортировать золото из Азии. Разве среди вас, судьи, кто-нибудь на самом деле посмеет не одобрить это? Сенат часто еще прежде и в мое консульство строжайшим образом запрещал экспортировать золото. На самом деле противостоять их варварскому суеверию было актом твердости, а пренебрежение толпой евреев, разжигающих страсти в наших народных собраниях, было делом глубочайшей ответственности во имя Республики.

"Даже Гней Помпей после падения Иерусалима, будучи победителем, ни к чему не прикоснулся в этом их храме". (Цицерон цитирует Лелия, - Р. Л.). Прежде всего, как и многое другое, это было благоразумно. Он не оставил места для речей критиканов в государстве, столь подверженном подозрительности и злословию. Ибо я не верю, что препятствием для блестящего полководца была религия евреев, к тому же его врагов, а не чувство чести.

Так где же преступление, если ты на самом деле не предъявляешь (Флакку) обвинения в краже, одобряешь его эдикт, признаешь, что он справедливый человек, если ты не отрицаешь, что само дело было открыто предложено и обнародовано, и это свидетельствует, что все производилось людьми достойными?

В Аппамее Секстом Кассием, римским всадником, правдивым и честнейшим человеком, было открыто установлено и взвешено на форуме в присутствии претора немногим менее чем сто фунтов золота (фунт = 327,5 грамма, Р. Л.), в Лаодикии Люцием Педукием, нашим судьей, немногим более 20 фунтов, в Адрамитии легатом Гнеем Домицием - сто фунтов, в Пергаме - немного.

Счет золота установлен, золото в казне, кража не обнаруживается, но обвинители обнаруживают, что существует ненависть к золоту. Речь не обращена к судьям, голос обвинения обращен к толпе и сброду. Для каждого государства, Лелий, - своя религия, для нас - наша. Даже когда Иерусалим не был повержен и евреи были в мире с нами, даже тогда практика их презренных сакральных обрядов испытывала отвращение к блеску этой империи, достоинством нашего имени, установлениям наших предков. Но сейчас это еще хуже, так как то, что презренный народ чувствует по отношению к нашей власти, он доказывает оружием. Как дорог был этот народ бессмертным богам доказывается тем, что он был побежден, обложен данью, порабощен".

I. "Еврейское золото"

Попробуем проанализировать приведенный выше текст. После издевательств над малоазийскими греками, позволившими себе обвинить Валерия Флакка в вымогательстве, Цицерон обрушивается на евреев и начинает с примечательной фразы "Далее следует известная ненависть к еврейскому золоту". Что это за еврейское золото, и о какой ненависти идет речь?

Все комментаторы сходятся на том, что "еврейское золото" (aurum iudaicum) включало в себя известный дидрахм (didrachmon) - две драхмы или пол-шекеля, которые каждый еврей жертвовал на Храм. Во времена Цицерона "еврейское золото" могло включать не только этот взнос, но и "другие пожертвования" (Флавий, "Иудейские древности", Х, 312). Эти деньги собирались и хранились евреями легально, обычно в крупных городах до официального разрешения пропретора на отправку в Иерусалим. Евреи обратились в суд с обвинением, что Флакк присвоил деньги, собранные ими на Храм.

Обвинитель Лелий квалифицировал действия Флакка как кражу. Согласно Цицерону, однако, Флакк действовал совершенно законно и открыто. Золото, по его словам, было официально конфисковано и подсчитано самыми уважаемыми людьми на форуме городов и открыто помещено в казну. Похоже, что Цицерону удалось убедить судей, что Флакк конфисковал еврейские деньги законно.

Интересно заметить, что по поводу обвинения в вымогательстве или даже краже денег Цицерон говорил без особых эмоций. Но что вызвало у него бурю протеста и настоящей неподдельной злобы, - это обвинение в ненависти к "еврейскому золоту". У нас есть все основания полагать, что Флакк незаконно конфисковал еврейское золото действительно из "ненависти" (invidia) . Ведь у Флакка как правителя провинции было верховное право собирать налоги с жителей подвластной ему территории в пользу государства. Порядок был очень простой. Правитель обязан был представить в государственную казну заранее установленную сумму, а все, что ему удавалось собрать сверх этого, мог совершенно законно положить себе в карман. Как все жители покоренных территорий, евреи тоже были обязаны платить дань. Но кроме того, им разрешалось, как мы уже говорили, собирать деньги на Храм и отправлять их в Иерусалим. Над этими деньгами правитель был фактически не властен. Для того, чтобы конфисковать еврейские деньги, Флакк не только должен был издать специальный указ, но еще и обратиться в суд, который бы в частном порядке этот указ одобрил. Судя по Цицерону, Флакк действительно выполнил всю необходимую процедуру с публичным пересчетом золота, но открытый пересчет был произведен, по-видимому, не во всех городах. Вот в связи с этим нарушением закона евреи и обратились в суд.

Таким образом, любой, самый могущественный правитель провинции римским законом фактически был лишен права прикасаться к деньгам, которые евреи собирали на Храм. И это, несомненно, вызывало раздражение и злость не только у правителей провинций, но и у публиканов, богатых людей из сословия всадников, к которым принадлежал и Цицерон. Дело в том, что сбор налогов в провинциях отчасти отдавался на откуп публиканам. Естественно, что они грабили провинции не меньше наместников. И единственная группа, от которой и публиканам, и наместникам провинций перепадало меньше, были евреи. Деньги, которые они собирали на Храм, по решению сената были неприкосновенны. Кроме того, ни один другой народ не обладал привилегией собирать и отправлять деньги на нужды своих храмов. За сохранность дорог и общественных зданий, включая храмы, бани, цирки, театры, расходы и ответственность несли сами правители и отчитываться они были обязаны только перед сенатом. У богатых граждан отдельных городов было право пожертвования на нужды своего города, но этим правом широко пользовались только позднее, во 2-3 веке н. э. Во время Цицерона более известны случаи ограбления храмов, чем заботы о них (см. "Речь Цицерона против Верреса"). А вот сокровища Иерусалимского Храма даже Помпей не посмел тронуть. Вот это и было то самое "еврейское золото", о "известной ненависти" к которому говорил обвинитель Флакка. Он доказывал, что Флакк действовал из ненависти к еврейскому золоту (т. е. к еврейской привилегии), причем доказывал это шумно ("голос обвинения обращен к толпе и сброду"), так, чтобы слышали его подзащитные евреи, а не только судьи. Обвинитель несомненно рассчитывал на острую реакцию евреев по отношению к тем, кто покушается на их священное золото и их Храм. Лелий выбрал самую болевую точку евреев, и Цицерон великолепно это понял. Любопытно, что знаменитый оратор не стал утверждать, что ненависти не было. Напротив, он стал доказывать, что еврейская религия ничего иного и не заслуживает.

III. Аврелиевы ступени. Клодий

Однако кроме "еврейского золота", как явствует из той же речи "за Флакка", у Цицерона в 59-м году был гораздо более серьезный счет к евреям. Чтобы понять, о чем действительно идет речь, обратимся снова к тексту. Сразу же за фразой "Далее следует известная ненависть к еврейскому золоту" Цицерон заявляет: "Неудивительно, что это дело обсуждается недалеко от Аврелиевых ступеней. Именно из-за этого обвинения, Лелий, ты выбрал именно это место и эту толпу". Чтобы понять, о чем здесь говорит Цицерон, необходимо хотя бы в общих чертах представить политическую ситуацию, которая сложилась к 59-му году в Риме.

В 60-м г. до н. э. родился первый триумвират: Помпей, Цезарь, Красс - соглашение могущественных лиц, претендовавших на верховную власть в Риме. Противниками триумвиров были сенаторы, принадлежащие к партии оптиматов. К оптиматам принадлежал и Цицерон. Но к тому времени сенат был уже бессилен. Цезарь в 59-м году стал консулом. Он провел ряд законов, угодных плебсу, в том числе закон о вымогательстве, на основании которого и начался судебный процесс против сторонника Цицерона Флакка. Речь за Флакка произносилась в момент напряженной политической борьбы между оптиматами, опиравшимися на сенатскую власть, и популярами, вожди которых рассчитывали на поддержку плебса. Одним из кумиров плебса был Клодий, главный враг Цицерона. Чтобы пробиться к должности народного трибуна и обеспечить себе поддержку плебса, Клодий в средствах не стеснялся. Началась циничная кампания по возбуждению толпы в народных сходках. Главным местом сбора всякого люда, желавшего развлечься политическими баталиями, как раз и были Аврелиевы ступени - одно из центральных мест на Форуме. Аврелиевы ступени - ступени трибунала, построенные в 74 году до н. э. консулом М. Аврелием Коттой. Судя по другим упоминаниям у того же Цицерона, здесь как правило собирался недовольный люд, самые большие крикуны. И когда обвинитель хотел иметь поддержку возбужденной толпы, он выбирал именно Аврелиевы ступени (Cicero, "Pro Cluent" 93) . Именно на Аврелиевых ступенях сторонники Клодия, злейшего врага Цицерона, вербовали "рабов" со всех улиц (Cicero, "De domo suo" 54) . На Аврелиевых ступенях "под предлогом учреждения коллегий вербовали рабов... и призывали к насилию, к стычкам, резне и грабежу" (Cicero, "Pro Sest" 34) . То есть, это было одно из самых горячих мест в Риме, и, если верить Цицерону, эти ступени постоянно использовали его личные враги. Можно поверить, что и Лелий выбрал это место не случайно, потому что среди возбужденной толпы "рабов" (надо полагать вольноотпущенников в первую очередь, хотя и рабы были в Риме очень активны) евреи явно играли не последнюю роль. О том, что евреи "постоянно разжигают страсти в наших народных сходках" Цицерон сообщает как факт хорошо известный. Более того, он не фантазирует и не разыгрывает спектакль, когда говорит на суде "ты знаешь как велика эта шайка, сколько в ней спайки, как она сильна в наших народных собраниях".

В 59-м году были реальные люди, подстрекавшие евреев против оптиматов и их вождя Цицерона. Клодий был не единственный, но - самый главный. Аврелиевы ступени были вотчиной Клодия, и евреи были ему необходимы как возмутители спокойствия. Боялся ли Цицерон евреев всерьез, трудно сказать. Но общественного мнения, которое формировалось в народных сходках и на Аврелиевых ступенях, он не мог не опасаться. Под влиянием именно этого мнения спустя год, в 58-м году до н. э. народный трибун Клодий провел через комиции законопроект, позволивший изгнать Цицерона из Рима. И, если евреи могли повлиять на общественное мнение в пользу Цезаря и его союзника Клодия, то, возможно, Цицерону было чего бояться. Когда Лелий обвинил Флакка в ненависти к еврейскому золоту, он хорошо понимал, как я уже отмечала, настроения своих подзащитных. Понимал это и Цицерон, и, я полагаю, не для красного словца пообещал, в отличие от Лелия, говорить "пониженным голосом, чтобы только судьи могли услышать". Я думаю, он знал, что если бы он во весь голос обозвал еврейскую веру "варварским суеверием", а еврейское государство "подверженным злословию и подозрительности", евреи могли бы и камнями его забросать. Были в Риме случаи, когда "людей убивали и побивали камнями" ("Pro Sest" 34) . А начиналось все на тех же Аврелиевых ступенях. Так что это могло быть не "пустым звоном" Цицерона и не литературными упражнениями, заимствованными у греческих учителей. В 59-м году над Цицероном и оптиматами нависала реальная угроза.

IV. Евреи - "враги народа".

Как мы уже отмечали, когда Цицерон обрушился на своих врагов, евреев Рима, гнездящихся на Аврелиевых ступенях, он в запале злобы припомнил им не только "еврейское золото", но и источник силы - их религию и государство. Прежде всего Цицерон заявляет, что религия евреев - это религия врагов. Это не было банальным заявлением в то время, когда официальной политикой Рима была терпимость к любой религии. Максимум, что могли заявлять римляне о религии своих соседей и подвластных народов: что их религия - не религия, а superstitiones , то есть суеверия. Что касается иудаизма, римляне очень скоро приняли, что речь идет не о суеверии, а именно о религии, которая составляет суть еврейской духовной и повседневной жизни, и что с евреями можно договориться о многих вещах, но только не о уступках в отношении их веры. Поэтому Кай Юлий Цезарь в 64-м году до н. э., когда вольница в Риме разгулялась до полного безобразия и первыми подстрекателями были различные коллегии, включая религиозные, одним эдиктом объявил все коллегии и объединения незаконными, кроме еврейского религиозного объединения. Иудаизм стало принято называть religio licita - дозволенная религия. В современной литературе появилась даже идея о существовании в I веке до нашей эры некой charta magna (хартии вольностей) для евреев. Правда в новейших исследованиях установлено, что никакой charta magna на самом деле не было, что знаменитый эдикт Юлия Цезаря без конца нарушался, что коллегии продолжали действовать, и евреев продолжали донимать. Поэтому потребовался еще и закон о легализации коллегий, включая религиозные, и евреи, естественно, должны были поддерживать автора этого закона. А автором был все тот же Клодий - враг Цицерона. Вот почему синагоги как религиозные объединения и соответственно иудаизм превратился в сознании Цицерона в религию врагов.

Мне представляется, что весь приведенный выше материал несомненно свидетельствует о вражде Цицерона к евреям, как бы это ни было тяжело слышать поклонникам великого оратора, борца за гуманизм и демократию. Но я хочу подчеркнуть: речь "за Флакка" и особенно та ее часть, которая относится к евреям, была речью политической . Это подтверждается также лексиконом, которым пользуется Цицерон, обрушиваясь на евреев. Когда я читаю приведенные выше слова Цицерона о роли евреев в политической жизни Рима, у меня возникает ощущение, что я перечитываю его знаменитую речь против Катилины. Все те же isti - "эти негодяи", все та же turba - "презренная толпа", та же manus - "шайка". Все они "против меня (ad me) и против каждого из лучших граждан", т. е. против оптиматов. Так же, как и катилинарии, евреи - "враги народа (hostes populi) , враги этой державы, враги наших предков".

Цицерон обрушился на евреев, потому что они вместе с малоазиатскими греками посмели пожаловаться и довести дело до суда против правителя провинции Азия, сторонника Цицерона. Он не стесняется оскорблять малоазийских греков и противопоставлять их высококультурным эллинам материковой Греции. В его характеристике малоазийских греков присутствует раздражение, даже некая брезгливость, но не злоба и откровенная вражда, которые Цицерон изрыгает на евреев. Малоазийские греки не мешали ему жить. А вот евреи Рима - личные враги Цицерона, и почти как катилинарии - враги оптиматов. Но Цицерон и на этом не останавливается. Он доказывает, что их религия враждебна римским богам. И Иерусалим всегда был враждебен Риму, и доказал это с оружием в руках.

Таким образом, антисемитизм Цицерона, хотя он, по-видимому, коренится во влиянии его греческих учителей и почти врожденной ксенофобии, - это еще и его реакция на враждебную ему политическую позицию евреев Рима и главное - на враждебный "бессмертным богам" Рима иудаизм.

Солнечный остров

http://club.sunround.com/club/22/22_121_cicero.htm