На главную

 Полезные ссылки
 Новости
 Форумы
 Знакомства
 Открытки
 Чат
 Гостевая книга

 Интернет-журнал
 Истоки
 О духовном
 Богом избранный
 Земля обетованная
 613 мицвот
 Время испытаний
 Персоналии
 Книжная полка
 Еврейский треугольник
 Мужчина и женщина
 Наш календарь
 
 Информагентство
 Хроника событий
 Пресса
 Из жизни общин
 Мы и политика
 Колонка редактора
 Наше досье
 Фотоархив
 
 Интернет-лоция
 Каталог ресурсов
 Еврейские организации
 
 Деловой мир
 Торговая площадка
 Инвестиционная площадка
 Площадка высоких технологий
 Бизнес-услуги
 Новости бизнеса
 Котировки и курсы
 e-Ресурсы
 Бизнес-досье
 
 Бюро услуг
 Благотворительность
 Дорога жизни
 Житейские услуги
 
 ОТдых И ДОсуг
 Стиль жизни
 Вернисаж
 Еврейская мама
 Еврейский театр
 Игры он-лайн
 Анекдоты, юмор
 Шпиль, балалайка
 Тесты
 Гороскопы
 Один дома
 Виртуальный роман
 Конкурсы
 Виртуальные открытки
 Знакомства
 Тутти-еврутти
 
 Наш клуб
 Концепция
 Как стать членом клуба
 Устав IJC
 Имею сообщить
 Гостевая книга
 Чат
 Форумы
 Конференции
 


Реклама на IJC

RB2 Network

RB2 Network
Реклама на IJC


Последний из Бабьего Яра

Василий ФЕДОРЕНКО. Киев

Из тех, кто 29 сентября 1941 года ушел в Бабий Яр, осталось трое живых. Большинство думало, что их ведут в Палестину

"Операция" Бабий Яр по масштабам превзошла Освенцим. По украинским данным, в киевской трагедии за пять дней погибли 200 тысяч человек, по американским - 486 тысяч. Если верить Книге памяти, из Яра спаслись 30 человек. Теперь в день 60-летия расстрелов в Яре в живых остались трое. Лишь один из них, Рувим Штейн, отчетливо помнит те сентябрьские события и способен о них рассказать. Накануне массовых расстрелов ему исполнилось 15.

Палестинский исход

Он выжил только потому, что умирающая мама сказала: беги. Он не мог ослушаться. Тот крик возвращается к Рувиму аккуратно раз в год накануне Судного дня, в который Бог пишет для каждого книгу жизни и к которому рейхскомиссар Украины Эрих Кох приурочил расстрелы в Бабьем Яре - для символизма и устрашения.

Устрашать не надо было: "Мы, жиды города Киева, прочитав объявление, предписывающее нам "явиться в понедельник к 8 часам утра на угол Мельниковой и Дохтеревской (возле кладбищ). Взять с собой документы, ценные вещи, а также теплую одежду и прочее" выполнили приказ, хотя сюда дошли слухи о массовых расстрелах в Бердичеве и Виннице".

Слухи добрались по беспроводной связи - все радиоприемники были накануне конфискованы немцами. В Киев зашли не только регулярные части, но и войска СС, "зачищавшие" районы.Рувим, 15-летний взрослый человек, голубоглазый блондин с истинно арийскими чертами, остался в доме старшим после смерти отца, он привык руководить "слабыми женщинами" - мамой и сестрой, он запрещал им идти в Яр, но разве ребенка кто послушает.

"Люди верили в лучшее, им казалось, что их вывезут в гетто или угонят в Германию. Но многие настаивали, что исход будет в Палестину. Когда мы увидели этот исход, то в лучшее перестали верить сразу. Народ с разных улиц стекался в огромное русло Большой Житомирской и спина к спине, сплошным потоком стремился к кладбищам. Не было ни просвета, ни шанса повернуть назад".

Как свидетельствуют историки, даже немцы не просчитали масштабов операции, заранее ими спланированной. В Киеве были не только коренные горожане, но и люди, бежавшие от немецких погромов из Польши, из военных частей, разбитых под Киевом 17 сентября и вопреки приказу Сталина сдавших город.

Накануне расстрелов в Яре фашистам раздали 100 тысяч патронов. Планировалось уничтожение 50 тысяч человек. Но 200-тысячная волна людей, покорно идущих на смерть, заставила гитлеровцев быстро переориентироваться - напротив Яра поставили пулемет, который прострачивал людей, смешивая и мертвых, и живых.

Телами заполняли не только Яр, но и оборонительные траншеи, которые перед эвакуацией копали киевские студенты. По свидетельству ученых, многие из этих сооружений, ставших братскими могилами, до сих пор не вскрыты.

Рувим с семьей продвигались все ближе к эпицентру трагедии. "Я говорил: там убивают. Мать не верила, что тронут детей и женщин, настолько беспомощных, что даже не сумели эвакуироваться. Перед кладбищами колонну остановили шлагбаумами и стали дробить по 200-300 человек. Каждая из следующих групп теряла из виду предыдущую: дорога подыгрывала фашистам, она была слишком извилиста.

Смертники выходили на большую поляну. Там стояли столы, за каждым - офицер, солдат и переводчик. У мамы потребовали документы - она отдала паспорта, метрики и фотографии - все, что было их, не открывая и не регистрируя, бросили в костер. (Вот почему я не верю называемой немцами цифре - 33771 погибший. Может, они и регистрировали первые 33 тысячи, дальше рука писать устала.) Мать начала всхлипывать, шестилетка-сестра заволновалась - даже она понимала, что без бумажек мы - не человеки.

Нас заставили сдать вещи - добросить их к двум огромным курганам, по-тамерлановски возвышавшимся над поляной. Нас гнали к улицам, на которых стояли машины. Это позже их назвали душегубками, а тогда в них загружали женщин и детей. Мама с Мусей вырывались и кричали. Говорят, многие из этих мобилей не доехали до Яра - умерли по дороге А меня столкнули в одну колонну с мужчинами, строем двинувшуюся в Яр.

Я внутренностями чувствовал, что эта дорога - последняя. Наш путь будет не в Палестину, а в темноту. Решил бежать в любом случае. За считанные метры до Яра дорога, спасибо ей, изогнулась, и я увидел: под ней ведет овражные воды широкая труба. Не знаю, как мне удалось заскочить в нее, потом не мог оттуда выбраться: я-то был худой, но труба и вовсе узкая.

Просидел в ней до глухого вечера, все ждал, когда перестанут идти колонны с конвоирами. Боялся собак: вдруг меня учуют и разроют. Но, наверное, им хватало человеческого запаха. Люди шли плотными толпами, сопротивляться никто не пытался и не бежал никто. Когда паузы между колоннами стали побольше, я выскочил, перемахнул забор старого кладбища и, пригибаясь, побежал домой".

Ключ - последний твердый элемент семейного дома, у Рувима остался. Неделю он прятался в старой квартире, не ел, не пил - ждал: вот на пороге появятся мама с Мусей. На седьмой день от повторного рождества Рувима в хате зацарапался лом дворника: не побоялся ослушаться немецкого расстрельного приказа и без спроса шел "посчитать" еврейское имущество. Рувим не стал выяснять, так ли это. Многие киевские дворники ославились стукачеством не только во время войны, но и в 37-м, а спасенный ребенок не мог так запросто отдать жизнь. Он тихо бежал из родного дома, чтоб никогда больше в него не вернуться - последнее исхудавшее привидение мирной жизни.

Три Марии

Киевские верующие жители никогда бы не пошли так дружно в Яр, если б ранее арестованные 9 раввинов не благословили этот исход. Они воззвали: "После санобработки все евреи и их дети как элитная нация будут переправлены в безопасные места". Пастырей послушались. С тех пор Рувим не верит в Бога.

Хотя спасение мальчика было и вправду божественным. Ему помогли три матери - Марии, каждый раз возникавшие на его пути, когда его жизнь обрывалась.

Первая Мария появилась в Киеве, когда спасенный мальчик, исхудавший в тонкую нитку, пытался торговать на базаре картошкой, выкопанной на забытых киевских огородах. Воровать Рувим так и не научился - мама не велела. Рынок, прозванный Евбазом по имени самой популярной довоенной национальности торговцев, не закрыли даже в войну. Там, напротив, вывесили объявления о вербовке в Германию. Там же устраивали облавы на последних уцелевших евреев. Там и спасла его Мария-первая.

Она явилась в облике матери Рувимого одноклассника. Забрала пацаненка к себе и кормила, любила и нянчила так же, как своих полуголодных детей.

"Я продержался там полтора месяца, а потом решил уйти. Я в их доме - смертельная опасность. Попытался наведаться к другому однокласснику, но оттуда меня выгнали, людей можно понять. Как бы извиняясь, они справили мне в школьной заброшенной канцелярии бумагу на имя Медведенко Владимира Сергеевича. Так я легализовался, смог выбраться из Киева и пошел на север - на фронт".

Пока Володя-Рувим огородами пробирался к своим, на Украине шли расстрелы еврейских гетто. По Украине было 720 "бабьих яров", правда, не таких массовых, но не менее от этого страшных.

Пала и советская версия, что фашисты пытались замести в Бабьем Яре свои следы и потому перекапывали его, маскируя самую большую могилу Отечественной войны. В материалах Нюрнбергского процесса был существенный момент: акция в Бабьем Яре называлась "утилизацией золота". Перед расстрелом многие погибавшие глотали свои драгоценности, чтоб чужим не достались. Потому последовала команда: трупы сжечь, а золу - просеять как золотоносный песок. "Фабрика Бабьего Яра" поставила фюреру "чемодан золота".

Инициатором этих событий стал рейхскомиссар Украины Эрих Кох, расистская директива которого обеспечила Яр и стала фактическим приговором для Рувима.

Блондинистый "арийский" мальчик был в безопасности лишь до тех пор, пока молчал - акцент человека, знающего идиш, выдавал его с каждым первым словом. Рувиму-Володе пришлось стать немым - на время, до очередной беды.

Потом уже, интересуясь событиям войны, он вычитал, что "Кох считался самым жестоким на фоне других офицеров". А в украинских исторических книжках до сих пор поминают его воззвание: "Цель нашей работы заставить украинцев работать на нас, а не осчастливить этот народ. Наиболее жестокие меры являются правильными".

Убегая от этих фраз, Рувим прошел Черниговскую, Сумскую и Орловскую губернии. Шагал к фронту, от села к селу. 15-летний ребенок в полуистлевшем пальтеце суровой зимой 41-го года прошел, пробежал и прополз более 600 километров, то ночуя в припорошенных стогах, то опасливо, по-собачьи, приближаясь к хатам и спрашивая, куда идти можно. Рувим добрался до Брянщины. Фронт был - два раза упасть, за поворотом.

"Но я не дошел. Я умер. Не в Бабьем Яре, а в мелкой траншее посреди поля. И пройти-то до села нужно было километра 4, но началась вьюга, сильный мороз, меня сбило с ног, замело и все".Мальчишку спас крестьянин и его бдительный конь, решивший копытом разгрести странный заснеженный холмик. Мария, жена крестьянина, выходила "находку". Она же препроводила Рувима к Марии-третьей - сельской женщине с тремя детьми, мужем на фронте и домом, совсем загибающимся без мужской руки.

Под Марииным руководством городской подросток Рувим осваивал сельские премудрости до 43-го года, пока дальнюю деревню не освободили.

Рувим попытался призваться в армию. Но офицеры, заметив некоторое несоответствие между документами и возрастом паренька, отправили его про всякий случай в артиллерийскую учебку под Свердловск. Там Рувим вернул себе настоящее имя и отеческую фамилию, стал бравым солдатом и отправился освобождать Прибалтику - Эстонию с Литвой.

После 22 мая, когда схлынула победная радость, Рувим понял, что возвращаться-то ему не к кому. Он ушел на войну с Японией. Правда, "пока прибыли туда эшелонами через всю страну, война и закончилась".

Рувима мобилизовали строить таежную железную дорогу от Комсомольска-на-Амуре до Советской Гавани. Армейская часть работала вместе с зэками, "они тоже были военизированные, видимо, готовились к заброске на фронт, да не понадобилось".

Пробиваясь через сопки и отгоняя гнусных комаров, Рувим гадал, как бы найти своих. И придумал: отправил запрос в Бакинский адресный стол, стал искать родственников, без него уехавших в эвакуацию. Они нашлись. "С тех пор мне стало, куда идти".

"Я умер не в Бабьем Яре"

Рувим прибыл в Баку и постановил: "Раз выжил в Яре, то должен жить достойно, стать человеком". Поступил в инфиз, занялся гимнастикой, перевелся в Киев и, ни в коем случае не подходя к трагедийному месту, стал обустраиваться в родном городе как в чужом.

Рувим стал тренером по гимнастике и считает, что оправдал свое спасение - у него столько выпускников, столько чемпионов и мастеров спорта.

"Последний из могикан", он теперь не может понять многое: почему должен жить на немецкое пособие, почему на том месте, где был Евбаз, облавы и аресты, вознесся цирк, а где у них с мамой отобрали паспорта, возвели телевышку. Почему на территории еврейского кладбища и расстрелов в советские времена выстроили парк развлечений, а в украинские независимые - телецентр.

Рувим долго не рассказывал о том, что был в Яре. На Украине действовала установка: кто туда ходил, кто послушался немецкого приказа - тот не просто слабовольный человек, а предатель, чуть ли не фашистский прихвостень. И нормальная работа, и нормальная жизнь таким заказана. Рувим годами не мог приблизиться к Яру, к могиле родных - там бдительно дежурила милиция, арестовывая "плакальщиков" и приписывая им мелкое хулиганство.

Но Киев-город отомстил за то, что с ним сделали, - за кощунство над памятью и над погибшими. С Бабьего Яра на город сошел мощный сель, затопивший половину его территории и погубивший несметное число людей. Этой жертвы оказалось достаточно, чтобы карусели на старом кладбище перестали вертеться и, проржавевшие, скрылись за молодым лесом. Тогда сказали: умершим повезло - они деревьями проросли.

Вопреки старым правилам над братской могилой поставили крест и еврейскую менору - ведь среди расстрелянных были и славяне. Имена предателей, выдававших людей в Яр, названы. Спасители евреев, среди которых были и немцы, стали праведниками. Время всем раздало по заслугам. У каждого свой Бабий Яр.

Российская газета

http://www.rg.ru/


сделать домашней
добавить в закладки

Поиск по сайту

Самые читаемые страницы сегодня

Анонсы материалов
© Copyright IJC 2000-2002   |   Условия перепечатки



Rambler's Top100