ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ ВРЕМЕНИ

Наша первая встреча была заочной. На рубеже шестидесятых годов я, студент-филолог, учившийся когда-то в детской художественной школе, старался не пропускать редкие в нашем городе выставки живописи.

На вернисажах художественных выставок, как и на театральных премьерах, основу зрителей всегда составляют группы одних и тех же людей. Может быть, это и неприлично, но я тихо пристраивался за спинами заведомых знатоков и прислушивался к их мнению. По экспозициям в Доме ученых я знал творчество Лазаря Алексеевича Хныгина и Михаила Александровича Каманина, видел в музее полотна Храмова и Варламова...

От своих невольных экскурсоводов на одной из выставок услышал:
"Интересно, что выставили Ашкенази и Бордей!" У холстов этих художников всегда толпился народ: кто-то тихо восхищался, кто-то возмущался непозволительной на общем благочинном и привычном фоне "мазнёю".

Я лишь спустя годы узнал, что Ашкенази и Бордей - друзья, и даже их мастерские рядом.

Работы этих художников при тогдашнем "благонравии" удивляли особой манерой видения мира, раскованностью письма и обостренным чувством цвета. Сколько "шишек" получили своеобразные живописцы, то им одно ведомо!

В начале 60-х годов я работал тележурналистом. Это была пора, когда советское государство, типовое и унылое, ради преодоления своей серости востребовало художников. Вот тогда все чаще и чаще я стал слышать имя Ашкенази. Он смело начинал работать в разных техниках монументального искусства: сграффито, мозаике, в технике а'фреско, создавал витражи.

В ту пору нас где-то познакомили. При встречах мы раскланивались... Но к дружеским, откровенным отношениям, когда я узнал его сложную, а скорее сказать, тяжелую судьбу, нас привело общее дело, единый духовный порыв.

В "перестроечные" годы, по инициативе академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, создался Советский фонд культуры. Вместе с Израилем Марковичем Ашкенази мы оказались членами правления местного отделения этой общественной организации. В чреде задач, которые ставило перед собою новое содружество, нас особенно волновало стремление к восстановлению исторической справедливости и возвращению старым городам их исконных названий.

Ащкенази возглавил комиссию по этому вопросу. Никто из нас не злобствовал на личность Максима Горького, никто не занимался возней вокруг творческого наследия художника: нам хотелось стать, как некогда отцы и деды наши, вновь нижегородцами. Наше отношение к этому было сродни тем словам, что написал французский писатель Теофиль Готье: "Нижний Новгород уже давно вызывал во мне такое непреодолимое влечение. Никакая мелодия так сладко не отдавалась в моих ушах... Я повторял его, словно молитву..."

Наверное, внешняя сторона наших чувств была схожей, но главным, конечно, была историческая правота, нарушенная единоличным произволом. У Ашкенази, у его семьи к черному произволу тридцатых годов были свои суровые счеты, личное горе и седины родных. Поначалу многие (я в их числе) сомневались в успехе той отчаянной атаки, которую начинал Ашкенази с нашей комиссией на местных "кремлевцев".

У меня хранится папка с центральными и местными газетами, где с полос кричат статьи сторонников и противников Нижнего Новгорода. Боже мой, сколько художник отложивший в сторону кисти, написал в ту пору прошений, объяснений, обоснований во имя этой очевидной справедливости!

Убрать имя Горького? Многие это расценивали чуть ли не как госу-дарственную измену, кощунство, при этом забывая, что сам великий писатель стеснялся "сталинско-ждановского подарка". Честно сказать, порою душа уставала от споров, появлялась равнодушная ленивость. Но неутомимый "мотор Ашкенази" сотрясал сомневающихся. Академик Лихачев, с которым Израиль Маркович близко познакомился на этой гражданской стезе, поддерживал его в своих письмах. Эти частные письма становились для городской интеллигенции праздником уверенности, что надежда на правоту восторжествует!

"Местный кремль" привычно и уверенно держал оборону. Помню, как к областному партийному руководителю пошли на прием два фронтовика: сталинградец профессор Иван Кузьмичев и защитник Ленинграда художник Израиль Ашкенази. В "большом доме" им сказали: "Вот в войну, наверное, ни о каких Нижних Новгородах не думали!"

- Неправда,- возразил Ашкенази, - У меня под Пулковом выбило всю прислугу у орудия. Прислали пополнение. Я его построил: "Откуда вы?" Они ответили: "Нижегородцы".

В мае 1990 года по инициативе Ашкенази и профессора Нерознака, что возглавлял у Лихачева комиссию по топонимике, в "волжской столице" организовали союзную конференцию по историческим названиям. Спасибо, тогда это дело материально подкрепил еще один фронтовик-сталинградец - Владыка Николай.

Осенью при поддержке наших депутатов, особенно Бориса Немцова, великое свершилось! Мы вновь стали нижегородцами! Но Ашкенази начинал новую "атаку". Надо было вернуть исконные названия старым улицам! И снова бесконечно, ежедневно звонил телефон: "Юрий Андреевич, что там в фонде ничего не делается?"

Странно устроена душа! Забываются ожесточенные споры, ощущение безнадежности дела, даже радость совершенного! Мы уже привыкли, что живем в Нижнем Новгороде, ходим по Алексеевской, словно не были горьковчанами и не пересекали улицу Дзержинского! Да, время того противостояния достойно документальной краеведческой повести! У Ашкенази тогда было много солидной поддержки: председатель фонда культуры профессор И. К. Кузьмичев, академики А.В.Гапонов-Грехов, Б.А.Королев и Г.А.Разуваев, писатель В.А. Шамшурин, архитектор С.Л.Агафонов, кандидаты исторических наук И.А.Кирьянов и Ю.Г.Галлай. народные артисты России А.Д.Познанский и А.С.Правилов, тысячи других, кто верил в истину. Имя им - легион! Для художника Израиля Марковича Ашкенази то время было, конечно, звездным часом как гражданина. Но за спиною была еще и жизнь, судьба художника и солдата.

...Истоки каждого - в мире семьи. "Музыкальная ветвь" родных Израиля Марковича Ашкенази известна каждому культурному человеку. Достаточно назвать имя его племянника - всемирно известного пианиста Владимира Ашкенази, родившегося, о чем редко вспоминают, в нашем городе на Волге.

В 1991 году в Волго-Вятском издательстве вышла книга отца художника Марка Ашкенази "И было в те дни". Она написана еще в конце "оттепели", но уже в ту пору, когда даже "Новый мир", куда посылал рукопись автор, при всей доброжелательности не смог предоставить ему свои страницы.

Похолодало.

Но правда не может опоздать!

Академик Д.С.Лихачев пишет в своем послесловии: "Самой замечательной чертой прочитанных нами воспоминаний М.Ашкенази я считаю их оптимизм, их веру в человека, чувство юмора. Перед нами прошел период в жизни великого города на великой реке..."

Но мне кажется очень важным замечание академика о другой стороне воспоминаний отца художника - о жизни еврейской общины в Бобруйске, где родился старший брат Израиля Марковича - Моисей и откуда они в годы первой мировой войны переехали в Нижний. Лихачев пишет: "Перед нами проходят яркие образы людей, сохранивших традиционным уклад своей ЖИЗНИ в условиях страшной нищеты и национальной обособленности. Здесь мягкий юмор автора проявился с особенной силой. Эти главы, казалось бы, не связанные с последующим, читаешь с особенным интересом, ибо они открывают быт и характер народа, тесно связанного своей историей с народами всей нашей мно-гонациональной родины".

Израиль Ашкенази - уже коренной нижегородец, он родился в городе на Волге в сентябре 1917 года.

Отец художника, страницы воспоминаний которого являются, на мой взгляд, наиболее точным в нижегородике описанием тяжкой стороны тридцатых годов, был по специальности гравер по камню. Наверное, поэтому нельзя сказать о случайности выбора его сыновей: найти себя в изобразительном искусстве.

Марк Борисович Ашкенази был талантливым, известным нижегородским журналистом. Судьба его с 1919 года связывала то с газетой "Кооперативное дело", то с "Нижегородской коммуной". А в 1934 году он становится организатором газеты "Горьковский рабочий" (ныне "Нижегородский рабочий").

Если старший из его сыновей Моисей сразу выбрал свою дорогу, то Израиль поначалу, в 1934-1937 годах учился в Горьковском и Ленинградском политехнических институтах и лишь потом сделал решительный поворот судьбы, поступив в родном городе в художественное училище.

Отец подшучивал тогда: "Может, хватит с нас одного художника?" Но учиться младшему сыну удалось недолго: в их квартире, что была в Доме старых большевиков по Провиантской улице, в одну из ночей 1938 года раздался требовательный звонок. Вошли трое...

"Воронок" увез отца на Воробьевку. На семью обвально посыпались беды: Израиля Ашкенази тотчас изгнали из художественного училища, потом из комсомола как "сына врага народа".

Моисея прорабатывали на общественных судилищах с таким остер-венением, что довели до психического расстройства. И это молодого человека в двадцать пять лет!

Через год случилось чудо для тех времен: отца выпустили. Во-первых, менялись союзные "вожди" НКВД, во-вторых, несмотря на бои, провокации, Марк Борисович никого не оклеветал и не подписывал лживых бумаг.

Главы, в которых М.Б.Ашкенази рассказывает о своем пути через тернии печально знаменитой Воробьевки, несомненно, навсегда останутся в золотом фонде нижегородской мемуаристики! И есть в этих страницах одна удивительная особенность, тонко замеченная академиком Д.С.Лихачевым: "В какой-то мере эти главы, так напоминающие сцены известного еврейского писателя Шолом Алейхема, объясняют своеобразный "смеховой фатализм" автора, позволивший ему выдержать все испытания пристрастного следствия".

После освобождения отца Израиль Ашкенази снова начинает худо-жественное образование, но на этот раз на подготовительных курсах Института живописи, скульптуры и архитектуры Всероссийской академии художеств в Ленинграде. Старший брат - Моисей - студент того же института.

Израиль всегда тянулся за ним, и разменяв восьмой десяток жизненного пути, известный мастер не уставал повторять, что старший брат был одареннее!

Судьбами поколений, будущими талантами России распорядился сурово и безжалостно 1941 год.

В июле, сразу после начала войны, два молодых художника, два брата Моисей и Израиль Ашкенази уходят добровольцами в народное ополчение.

В конце декабря 1941 года минометчик Моисей Ашкенази погиб смертью храбрых под Колпино, защищая ленинградские рубежи.

Путь младшего брата прошел сквозь всю войну и семь ранений. Кто еще неравнодушен к памяти павших, кто помнит или только постигает еще историю Великой Отечественной войны, пусть лишь вслушается в названия тех смертных точек, где воевал будущий известный художник Израиль Маркович Ашкенази:

Синявинские болота, Невская Дубровка, Гатчина, Пулково, Курская дуга. Художник-ополченец начинал свой ратный путь простым стрелком. Потом был разведчиком, бойцом орудийного расчета, командиром противотанкового орудия...

Когда 9 мая 1945 года сдавалась на Курляндском полуострове прижатая к Балтийскому морю группировка немецких войск, вместе с другими салютовал в воздух гвардии майор, командир артиллерийского дивизиона Ашкенази!

Отечество отметило его воинские заслуги двумя орденами Отечественной войны 1-й степени и орденом Красной Звезды, а также многими медалями...

Сначала он остается в армии. В 1945-46 гг. является слушателем Военной академии имени М.В.Фрунзе. Но раны и болезни заставляют уйти в запас.

И опять, в третий раз, со свойственным ему упорством, Ашкенази начинает свою дорогу к искусству.

Проработав три года в Одесских художественных мастерских, он в 1951 году поступает в Киевский художественный институт, учится в мастерской народного художника СССР А.А.Шовкуненко.

Лишь в пятьдесят седьмом он возвращается в родной волжский город. Начинается дорога художника, где всего вдосталь - и горечи, и радости открытий.

Но Ашкенази с первых же лет стал одним из самых примечательных живописцев в родном городе, активным участником выставок. И, конечно, ведет большую общественную работу и в содружестве художников, и в городе. Ашкенази первым возглавил секцию художников-монументалистов. Немало лет был председателем ревизионной комиссии в местном отделении творческого союза. Председательствовал в совете ветеранов Великой Отечественной войны своей организации. О его трудах в правлении фонда культуры говорилось выше.

Земляки несколько раз имели возможность посетить персональные выставки мастера.

Ашкенази в первую очередь своеобразный портретист, умеющий раскрыть внутренний мир человека. Приглушенная манера письма создает своеобразную атмосферу раздумья. На портретах Ашкенази - думающие люди, люди, чьи души познали и сомнения, и разочарования, осмысливающие житие... Один из лучших портретов живописца - образ театрального и литературного критика Ю.И.Волчека, которого хорошо помнит нижегородская интеллигенция пятидесятых-семидесятых годов. Долгие годы шаг за шагом он создает образы наших известных деятелей науки и культуры: Дмитрия Лихачева, Маргариты Касьяновой, Олега Бордея, Яна Голанда... Особое место, впечатляющую главу в его творчестве составляют женские портреты. Это разнообразная галерея наших современниц, это одухо-творенные, интеллектуально богатые личности.

Как волгарь по рождению, художник не мог не стать пейзажистом, не прикоснуться к этому сокровенному жанру русской живописи. Короткие туманные закаты над Волгой, остывающие в серебристой дымке дали, державные стены и соборы Макарьевского монастыря, приветливый уют Печерской обители в Нижнем Новгороде. .

В 1977 году художника постигла страшная беда: трагически погиб его сын Миша, студент мединститута. Памяти его отец создает лирико-драматический пейзаж "Апрель на Волге"...

Ашкенази немало постранствовал с этюдником по градам и весям России и соседних республик. На его картинах и этюдах Соловецкие острова и Крым, узбекские мотивы и Волхов, нижегородские улочки и Ростов Великий...

Художник обращается и к другим жанрам: он пишет натюрморты, есть в его творчестве и тематические полотна. Так, картина "Бронебойщик" рождена воспоминаниями ветерана о давних днях Великой Отечественной войны.

Ашкенази - человек доброй деятельной энергии. Преодолевая все возрастные недуги и хвори, он работал всю жизнь, даря людям тепло своего сердца.

Ю.Адрианов