21. "Первая находка"

Неожиданно для самого себя к поисковой группе "Пилеменос-Каплан" на некоторое время примкнул и Отец Прокопий. Переодевшись в мирское платье, заехал он на день в большой город. Святой Отец посчитал необходимым официально оформить свое окончательное сложение столичных служебных обязанностей на неопределенный срок. Непорядок, чтоб такая вакансия в бизнес-церкви не заполнялась: и деловые люди без отпущения грехов нервничают, и подрастающее поколение святых отцов простаивает.

В одном из переулков на теперь уже гостя столицы налетела четверка юрких негритят. Они сунули Отцу Святобартерному в физиономию фотографии Кати, Костаса и его собственную:

- Придурок в шортах, ты не видал такого пацана? Или, может быть, эту деваху?.. А этого юродивого?..

А детишки кричали вслед Отцу Святобартерному:

- За этого парня можешь и премию схлопотать. Учти, старик Пилеменос простил своего сынка и ждет его вместе с любой избранницей в распростертые объятия. Так и передай, эксгибиционист патлатый...

Отец Прокопий оглядел себя в витрине магазина:

- И чего им мои шорты не понравились. Теперь все так ходят. Разве что маловаты, и грех через прорешку вывалился. Ну так это же всегда можно исправить...

Он привел себя в божеский вид и, сориентировавшись на пересеченной улицами местности, бодро зашагал в сторону вокзала. Вдруг среди ясного неба грянул гром. И тут же молния сверкнула над строящимся в близком недалеке небоскребом. И с перепугу Святой Отец срочно возжелал окропить его. Дрожа в нетерпении, вбежал он на стройку сквозь открытые ворота. Но только прилабунился под стеной, как услышал сверху из-под облаков:

- Ты че, мужик, сдурел? Каску одень...

От такого изумления Отец Святобартерный чуть не окропил собственные шорты. Он абсолютно узнал обрушившийся на него сверху голос. Без сучка и задоринки, это был голос Костаса Пилеменоса.

И Отец Прокопий задрал вверх свою окаянную голову.

Точно. Из кабины башенного крана по пояс высунулся не кто иной, как искомый Костас. Он также опознал Отца Святобартерного:

- Здорово, святоша!

- Мууууу.., - промычал Святой Отец, суча пальцами.

- Не слышу.., - крикнул и подкорректировал ориентацию уха Костас.

Мученические слезы побежали по рубашке и шортам Отца Прокопия. Он не мог нарушить наложенного на себя обета молчания. Мыча и отплевываясь от безысходности, побрел было за ворота. Но вдруг вспомнил незабываемые годы военной службы на эскадренном миноносце. Вспомнил, как с помощью морского семафора читал вахтенным других кораблей проповеди: "Точка-тире, не укради у союзника верного.., точка-точка-тире, не убий командира сурового.., точка-тире-тире, не возжелай ближнего своего сослуживца …"

Оглядевшись, Отец Святобартерный запросто нашел два подходящих строительных флажка и, изощренно насилуя память, просигналил Костасу:

"Отец ждет тебя Катю распростертыми".

Облегчившись и боясь опоздать на поезд, Отец Прокопий вприпрыжку ринулся к вокзалу. И в двойную припрыжку ринулся вниз по лестнице Костас.

В тридцати метрах от земли он, однако, торопясь и уверовав во всемогущество любви, поскользнулся и сбитым бомбардировщиком рухнул прямо на землю.

У основания крана в воздух взметнулись клубы глинисто-цементной пыли.

- Перелом левой передней и правой задней лап.., обширная курдючная гематома.., рваная рана в шерстистой части затылка.., - констатировал врач, срочно эвакуированный строителями из ближайшего медицинского заведения - ветеринарной лечебницы.

Строители с ужасом вслушивались в его медицинский лепет. Однако, залив Костаса гипсом и зеленкой, звериный целитель их успокоил:

- Бывает и хуже... А этот случай для нас профессионалов - так, тыквенные семечки... В стационар, думаю, везти его не стоит, но домой с рабочего места перевезите обязательно...

Строители оглянулись было на бытовку, в которой парень уже столько времени вел свою холостяцкую и вот теперь такую разбитную жизнь. Но Костас покачал перемотанной головой, шевельнул побитыми губами:

- Позвоните отцу.., Пилеменосу.., по телефону...

Ветеринар тут же набрал указанный номер своим изящным как скальпель пальцем:

- Алло, господин Пилеменос. Срочно приезжайте за своим переломанным щенком... Жив... Будут...

Строители так и ахнули:

- Пилеменос?..

- Неужели сын керосинщика?

- Сын самого Пилеменоса?

- Быть не может...

Но оказалось, что быть может. Через десяток минут на стройку влетел пятнадцатиметровый лимузин с космической связью, бассейном и настольным теннисом.

Из суперавто теннисным мячиком выкатился старичок:

- Где мой сын? Где мой наследник? Где отец моих внуков?

Строители с почтением расступились. Глядя, как Пилеменос обнял побившегося крановщика, зачесали затылки своих касок:

- Ну, дела... У нас работал сын Пилеменоса. Спал в бытовке. Пиво пили на брудершафт. На одном толчке сидели. Расскажи кому - не поверят...

Но те, что сутками, неделями напролет искали Костаса, поверили. Как только новость была передана по народному телеграфу, они немедля съехались к стройке. На такси, на автобусах, на трамваях, на собственных и на попутных машинах.

Тесной толпой стояли вокруг Костаса и старика Пилеменоса Айша, Чикита, Большой Олень, Мойша, Долорес, Джон, Рони, Бобби, Чарли, Кристи, Молли.

К ним в скором времени присоединились и вездесующиеся корреспонденты:

- Пропустите к телу представителя "Светской хроники"...

- "Разные новости", "Разные новости"...

- Прямой репортаж с места падения ведет "Радио-Ультра"... Вы слышите, как замерли друзья, знакомые, полузнакомые и близкие родственники Константина Пиля. Сначала пропавшего, а теперь уже и совсем упавшего лицом в грязь ведущего "Угадай обезьяну"...

Часть из приехавших надеялась, что тут же рядом с Костасом обнаружится и Катя. Кое-кто думал увидеть здесь даже и Отца Святобартерного. Но бледный, шокированный переломом Костас уныло и не очень разборчиво мямлил:

- Кати здесь нет. Но она обязательно будет здесь, когда я сдам на третий разряд. Клянусь, рано или поздно, но я поменяю бытовку на трехкомнатную квартиру улучшенной планировки. На честные деньги крановщика куплю цветной телевизор, стиральную машину, посудомойку, пылесос, кондиционер, джакузи, гриль, тостер, миксер, два билета в оперу...

- Пока, да.., - услышал его Костас, - Но ты должен найти Катю. Иначе мне хана, папаша милый. Не сомневайся - я загнусь без нее...

Высказавшись, сынок закатил за козырек каски свои карие.

- Конечно, конечно, сынок, - засуетился Пилеменос, - Я нисколько не сомневаюсь. Только не торопись на тот свет. Я пожертвую все свое богатство фонду бездельников. Уволю секретаршу. Сам встану за нефтяной насос. Но я непременно найду, кого укажешь: ту, эту, вон ту... Только не торопись следом за матерью...

- Не торопись окончательно определяться, Костас, - нашептывала Чикита, - Ведь Катя отказалась от тебя в мою пользу. Вот ее собственноручное письмо с завещанием. Посмотри. Не торопись…

Она взмахнула конвертом перед бледным лицом Костаса. Но тот никак не отреагировал. Зато поисковики и строители восприняли ее жест, как дирижерское указание. Дружно заскандировали:

- Не то-ро-пись, не то-ро-пись...

Эхо пробежалось по всей стройке и вырвалось в прилегающие к ней улицы. Многие прохожие, прислушавшись к позывам, замедлили шаги и даже нерешительно остановились.

Согласно итогам голосования поисковый штаб был перенесен из посольства Лафландии в дом Пилеменоса. Здесь, возле впадающего в беспамятство и любовный маразм Костаса, возле растерявшегося от горя старика Пилеменоса заступила на медицинское дежурство вдохновившаяся на возможную свадьбу Чикита.

Она вызывала лучших человеческих врачей. День и ночь проводила с ними консилиумы и консультации. На равных со специалистами разглядывала рентгеновские снимки, электрокардиограммы, результаты психо- и эхолокации. Выслушивала латинский бред. Сравнивала синхронный перевод с диагнозом самого первого врача-ветеринара. И в конце концов пришла к выводу, что за разные деньги медицинская суть собственно одна и та же:

- Жить будет... К деторождению способен... Хорошее питание... Уход... Покой, покой и еще раз покой...

И Чикита обеспечивала и уход, и покой. Все в доме Пилеменоса ходили по ее струнке, в марлевых повязках и на цыпочках. Говорили исключительно шепотом.

"Правила Чикиты Каплан на период оздоровительного периода" были вывешены в прихожей, где любой член поисковой команды мог ознакомиться с ними. Все двадцать восемь параграфов без исключения распространялись даже и на Гнудсона, и на всех сотрудников спецслужб Пилеменоса и Каплана, работавших под его прикрытием.

Частные и государственные инспекторы по-прежнему продолжали искать Катю по намеченным ранее квадратам. Они то собирались все вместе за круглым столом, то разбегались веером, то перешептывались по рации:

- "Е-2"?

- Мимо...

- "Б-8"?

- Мимо...

- "Д-6"?

- Мимо...

Катя упорно не находилась. Безрезультатно пролетали секунды и часы, дни и ночи. Гнудсон высказал Пилеменосу и Каплану свое мнение по мучительному для всех вопросу:

- Осталась всего пара десятков квадратов. Мы практически закончили зачистку местности. Скорее всего, в городе ее нет. И мои осведомители это подтверждают. За последнее время Катя нигде не всплывала: ни на дискотеках, ни в прудах. Видимо, она действительно покинула город. Но чтобы искать Катю по всей стране, имеющихся сил, конечно же, мало. Нужно задействовать военные спутники. А это дорогое удовольствие. Готовы ли вы платить?

Мойша глянул на Пилеменоса. Тот на Костаса:

- Если сын в здравом уме подтвердит, что ему нужна именно Катя Андреева, то я, безусловно, раскошелюсь...

А Костас тем временем вел себя адекватно полученной травме. Он то замолкал, то, энергично шевеля подживающими губами, воображал себя великим оратором:

- Пусть я сын Пилеменоса. Но я буду жить так, как хочу. Я теперь знаю, как это делать. И как приятно это делать не на коротком поводке, не по указке, а по своей собственной воле добиваться всего самому. Это так приятно, возбуждающе, если б только вы знали, видели, чувствовали...

Костас то узнавал Чикиту:

- Ты здесь?

То знать ее не хотел:

- Все из-за тебя. И из-за чокнувшегося на бабках отца...

Старик Пилеменос, слушая сына, сам начинал сходить с ума:

- Я не прощу себе, если что. Лягу под выхлопную трубу бульдозера. Выпью воды из-под крана. Съем биточки в рабочей столовой...

Мойша и Долорес пытались воздействовать на него. Но внимал Пилеменос только убедительной Чиките:

- Папаша, соблаговолите успокоиться...

Глядя на ее нешуточные глаза и зубы, старик бормотал:

- Нет, это не Дульсинея...

Конечно, Чикита была не похожа не только на бывшую жену Пилеменоса, но и на саму себя с прежних газетно-журнальных страниц. Последние дни она почти не спала и уже давно выбилась из сил.

Само собой, истерики старого Пилеменоса и упреки Костаса ей были не в жилу, но бросать оздоровительную работу целеустремленная девушка не собиралась:

- Они оба больные. Они бредят. Все наладится. Нужно только больше заботиться... Немного о старике, побольше о Костасе... Большой олень, поди-подай профилактический раствор... Большой олень, поменяй полную утку на худую... Большой олень, вези каталку и меня на свежий воздух...

Представитель элиты международных отношений уже давно поменял свой шикарный костюм на скромное одеяние санбрата военно-полевого госпиталя. Рикошетом летал он по дому. Дипломатично подходил к сложившемуся положению. Но если Костас вдруг надолго замирал, Б.О. искоса поглядывал на Чикиту. Как Бонапарт перед вторжением.

Возле Большого оленя, трудящегося на подхвате, дежурили на всякий случай едва державшиеся на ногах и на честном слове Мойша и Долорес:

- Мы не можем остаться в стороне. Чикита наша дочь. Костас, еще возможно, наш зять. Мы обязаны дождаться развязки...

В соседней комнате ожидали готовые в любой момент стать донорами Айша, Джон и Рони:

- Только скажите, что надо. Кровь там или аппендикс какой, для хорошего человека нам ничего не жалко...

Наведывающиеся за гонорарами врачи по-прежнему утверждали, что никаких донорских органов не потребуется. Но Айша, Джон и Рони не уходили. Они знали, что жизнь часто корректирует прогнозы не только политиков и экономистов. А посему троица напряженно прислушивалась ко всем звукам, доносящимся из-за стен. К храпу Костаса. К сопению Пилеменоса. К шуршанию Чикиты рядом с ними. К иноходи Большого оленя. К зеванию Мойши и Долорес. К позвякиванию стаканов на кухне. К долетающим с улицы крикам:

- Ну, пустите же журналистов. Хотя бы одного корреспондента "Светской хроники". Публика желает знать врачебную тайну во всех интимных подробностях. Правда ли, что Пиль стал строительным фетишистом?..

Чикита продолжала бороться за абсолютную тишину. Но она не могла быть в каждой бочке затычкой. Впрочем, в один из вечеров ей удалось заткнуть практически всех, добиться того, что каждый, находящийся в доме, мог слышать стук собственного сердца и даже нечто, доносившееся из глубокого подвала.

Там засели оставшиеся на роль экстраординарных курьеров Бобби и Чарли, Кристи и Молли. От нечего делать они резались пара на пару в подкидного дурака:

- Дама бубновая. И где эта Катька шляется?

- Беру. Может и не шляется вовсе, а замуж уже вышла за другого пацана путевого.

- Десятка червей. И чего мы тогда тут околачиваемся?

- Король черви. А какая тебе разница, где дураком быть: в школе, дома или здесь?

- Шесть крестей. А если сынок этот все же кони отбросит?

- Валет козырный. Значит на похоронах потусуемся...

- Девятка пиковая. А если инвалидом выживет. То ни свадьбы нам, ни похорон?

- Туз. Значит, придется чьей-нибудь другой свадьбы ждать. Или похорон, дурак ты опять...

Услышав такие сепаратные переговоры, Пилеменос выпил стакан водки. Долорес с Мойшей многозначительно переглянулись. Чикита тенью заметалась между неподвижным Костасом и пошатнувшимся к ней Большим оленем. Айша и Рони беззвучно плакали. Джони по очереди утирал слезы им и себе.

Весь вечер никто из находящихся выше подвала не обмолвился и словом. А ночью всем поисковикам как одному приснился затяжной полнометражный групповой сон.

На центральной площади города с помощью подъемных кранов и общественности был установлен величественный памятник Костасу Пилеменосу. В его основании на опаловой плите лучшие ювелирные мастера родины высекли нерадивых подмастерьев и слова "Погибшему при исполнении любовных обязанностей от восхищенного народа".

В почтенном карауле склонили свои бесшабашные головы Чикита и Большой олень. К памятнику с венками в руках строевым шагом продвигались Бобби и Чарли. Кристи и Молли несли на красных подушечках строительное квалификационное удостоверение Костаса, а также золотой микрофон с гравировкой "Угадай обезьяну".

Нескончаемым потоком лил слезы безутешный старик Пилеменос. Ему протягивали надушенные платочки девушки из группы поддержки.

Гнудсон обращался к толпе, пришедшей в лучшее телевизионное время отдать свой последний долг Пилю. Беспардонно и во весь голос инспектор заявил для протокола:

- Знаете, каким он нестандартным был...

Его сменил Мойша:

- Как он телебизнес свой любил...

Его сменила Долорес:

- Помните его великим сыном...

Ее сменила Чикита:

- Братом, женихом и трах-махиной,

Ее сменил Джони:

- Почитайте и любите смело ...

Его сменила Рони:

- Непременно тело ваше в дело...

Ее сменила Айша:

- Имя твое всем известно. Подвиг твой будет вписан навеки...

Ее сменила ученица дошкольных классов:

- "Я не встречалась с ним ночами,

Я не его была рабой,

Но вот я здесь и со свечами,

С седой и скорбной головой..."

- Аллилуйя, аллилуйя, - затянули обкурившиеся между делом Бобби и Чарли. Подвыпившие же Кристи и Молли в церемониальном экстазе прижались своими жгучими сердечками к холодному серому камню.

И памятник под внешним горячительным воздействием вдруг ожил. Костас стряхнул с себя каменную мишуру, сделал шаг и воздел трепещущие руки к трепещущим же небесам:

- Любви все мертвецы покорны...

Продолжение следует...