20. "Пиль в переделке"

Пиль убежал из дома без копейки и без самой завалящейся кредитной карточки в кармане. Целый день бродил по улицам, не разбирая дороги, все дальше и дальше удаляясь от делового центра. То и дело бросался к прохожим:

- Вы не видели здесь девушку. Рост выше среднего, блондинка, девяносто-шестьдесят-девяносто, ангел во плоти...

- Если б ты хоть портрет показал, парень, а так со слов.., - жали плечами как никогда участливые прохожие.

Полицейские, заглядывая в его безумные глаза, отдавали честь и завистливо отпускали:

- Бывает такое в жизни, парень, ты уж крепись...

И он крепился, пока желудок не потребовал хлеба насущного и желательно сдобренного существенным куском корейки. В животе так настойчиво взяло за горло, что Костас растерянно остановился, где пришлось. И впервые за все бродячее время попытался трезво оценить ситуацию.

Дома его, разумеется, ждал ужин. Там в уютной как всегда столовой на дубовом столе на парчовой скатерти на фарфоровой посуде с фамильным вензелем Пилеменосов лежали птица, рыба, мясо, соя, сало, крабы, колбаса... В благородных пыльных бутылках томилось отличное выдержанное вино: пино, шато, портвейн...

Сквозь его тонкие губы хлынули обильные слюни. Но Костас твердо их сплюнул:

- Ни хрена, перекуемся...

Разумеется, он - гордый отпрыск Пилеменосов, не мог вернуться, ни солона нахлебавшись. Потому и лег спать под забором на чужой до дыр зачитанной газетке. Впервые в жизни лег спать на голодный желудок. И впервые в жизни не мог уснуть.

Он то сладостно думал о Кате, то гневно продолжал спорить с заблуждающимся отцом, то отважно дрался за теплую газету с местными кошками и собаками, то до крови чесался, нахватавшись от нечистоплотных животных таких же, как и он сам, голодных блох.

- Нет, так жить не годится... - резюмировал Костас с первым лучом света в витрине магазина, - Парень, у тебя есть руки, голова, образование, желание, потенция, в конце концов. Ты должен жить достойно, а не скитаться по помойкам: блох кормить курам на смех. Ты должен обеспечивать и себя, и зарабатывать на жизнь своей будущей семьи. Ты должен доказать и себе, и отцу...

И как будто национальный гимн зазвучал в его голове. Пиль, решительно встав с колен, в клочья разорвал шевелимую насекомыми газету:

- К прошлому разврату возврата нет. Следующую ночь я должен спать под крышей...

Целый день он разгружал машины с овощами, нанявшись в один из оптовых магазинов. И еще разбрасывал баклажаны. Укладывал арбузы. Сортировал картофель. Перебирал семечки. Отделял зерна от плевел.

Плетьми отвисали руки. Ломом ломило спину. Трепыхались ноги. Неприлично пропахла и без того уже неприличная одежда. Но зато он поужинал горячим картофелем, теплой отбивной, запил все это немалым количеством вполне сносного пива.

Ночевал он под крышей, но простыни в этой недорогой ночлежке не крахмалили. Их собственно вообще не было, так же, как наволочек и пододеяльников. Не было и сна. Но не спал в эту ночь Пиль отнюдь не из-за отсутствия постельного белья. Вплоть до рассвета бормотал он и безудержно давил:

- Клопы, оказывается, ничем не лучше блох... Представляю себе Катю в этой конуре. Как она лежит на этом обделанном матрасе. Как по ее белоснежной коже ползут эти чудовища. Как они всасываются. Сначала прозрачные и хрупкие. Потом набухают, наливаются, становятся все толще, все краснее... Бр-рр... Вот вам, вот вам…

Поутру Костас немедля отправился на поиски более походящей и чего-то стоящей в этой жизни работы. Прямо вдоль по первой подвернувшейся под ноги улице.

Невдалеке от вокзала он наткнулся на большое строительство:

- Ага, здесь для человека с головой и здоровым чувством голода наверняка найдется что-нибудь соответствующее.

Войдя на огороженную территорию, Пиль поднял голову и неожиданно для себя засмотрелся на филигранную работу башенного крана.

- Что, сынок, на высоту тянет? - похлопал его по плечу какой-то дед в строительной каске.

- Да, я бы не прочь там поработать.., - ткнул Пиль пальцем в небо.

Дед, не долго думая, проинформировал:

- Считай, что тебе повезло. Нам как раз нужен крановщик. Есть у тебя квалификационное удостоверение?

Костас наглядно похлопал по пустым карманам:

- Нет. У меня ничего нет.

- Ну, тогда извини, - сказал дед и отошел.

А Костас как зачарованный все смотрел и смотрел на кран. Что-то настойчиво влекло его туда, на эту самую верхотуру.

К вечеру к нему снова подкатил тот же касковитый дедок:

- Стоишь?.. Я вижу, у тебя стремление есть, и призвание, однако, чувствуется. А призвание, оно ведь нам строителям дороже всех квалификационных удостоверений. У тебя хоть какое-нибудь начальное образование есть? Языки, может, со словарем понимаешь - там наверху ведь надо таблички читать на иностранном и выражаться соответственно: "вира", "майна", "чин-чин"…

Костас вдохновился:

- Образование у меня высшее. Выше некуда: "оксфорд" наполовину с "кембриджем" и "масачусетсом". А языки.., языки полный комплект: русский, французский, немецкий, английский, греческий... Подойдут?

Дедок с сомнением отнесся к такому перебору:

- Ишь разошелся, лапотник. Так я тебе и поверил. А ну: как будет, скажем, по-немецки "Руки вверх"?

Костас тут же выдал:

- "Хенде хох..."

- Ух ты, - положительно удивился дед и мысленно бросил шар в карман претендента, - Верно... А по-английски "твою мать"?

Костасу это было раз плюнуть:

- "Фак ю..."

- Молодец.., - снова одарил его шаром дедок, - А по-гречески "любовь"?

И вновь Костас отличился:

- "Агапе..."

- Соображаешь, пацан... А "кровать" по-французски?

Ну, это было вообще, как два пальца окропить:

- "Куше"...

- Есть, есть способности..., - пересчитал шары касковитый строитель, - В ученики пойдешь? Три месяца будешь работать только за обед да за ночевку в бытовке. И если дело заспорится, то я тебя к удостоверению представлю...

Костас как никогда был согласен на все:

- Пойду...

Дедок от души прихлопнул его по плечу:

- Ну, тогда заполню на тебя анкету... Фамилия?

- Пилеменос...

Умудренный строительной жизнью наставник косо и одновременно хитро зыркнул:

- Уж не родственник ли ты заслуженному нефтянику?

Костас не отпирался:

- Сын...

Дед поковырял карандашом в носу:

- Еще скажи, что ты - брат ведущего "Угадайки". Вы с ним одного роста. Только тот почище, да попородистее...

Пиль был серьезней некуда:

- Да, я - это и есть он... Надоело вот на экране шутом гороховым прикидываться. Хочется настоящей жизни досыта нахлебаться. Как все пожить...

- Ха, - снова ткнул карандашом в анкету дедок, - Да ты шутник, лапотник. Сработаемся...

Костас таскал на крышу строящегося небоскреба цемент, плитку, арматуру, а обратно обломки, металлические и колбасные обрезки. Разнашивал пластиковую каску. Пытался взобраться на макушку крана за три минуты. Учил технику безопасности и памятку высокомонтажному строителю.

Голова и мускулы его на глазах припухали. Тело от солнца бронзовело и кожа от ветра матерела. Крепчал голос от крепкого мата. Дубела роба от пота и грязи. Костас стал похож на человека труда. И в одно прекрасное дождливое утро дедок припечатал:

- Завтра на экзамены поедем в управление, досрочно. Я сам тебе билет с вопросами вытяну. Не опозорь уж там мои ветхие седины, не посрами...

И Костас не опозорил и не посрамил. Как мог, ответил поочередно на всех четырех языках с ненормативными вкраплениями. И таким образом всего через полтора месяца ударной подсобной работы, а также и параллельной учебы, стал квалифицированным специалистом - крановщиком-высотником.

Дедок в нем просто души не чаял:

- Молодец, лапотник. Будет мне подходящая замена. Когда сойду в долину Стикса, можешь унаследовать мои каску, фуфайку и высотный гульфик...

- Я признателен вам, мастер.., - расчувствовался ученик.

Да, Костас стал настоящим крановщиком. Теперь уже всего за две минуты взбегал на пятьсот семьдесят три ступеньки. Уверенно двигал свою хоботовую махину по рельсам. Сурово кричал ротозеям:

- Поберегись...

После смены Костас обычно брел на поиски Кати. Как мог он искал хотя бы ее следы. Но это было не просто - одновременно Пиль боялся попасть на глаза знакомым, которые бы за не понюшку выдали его отцу. Юный крановщик был уверен, что старик ищет его - как владельцу месторождений, танкеров и нефтепроводов без наследника-то...

Тихонько подкрадывался Костас к прохожим, тыкал им в нос вырезанную из старой "Светской хроники" фотографию любимой:

- Не встречали ли где-нибудь мою невесту?

Прохожие оглядывали крановщика и огорченно кивали головой:

- Только на экране телевизора.

И еще обещали:

- Если увидим еще где, то сообщим вскорости и непременно. Вам по адресу какой больницы сообщить?..

Не улавливая юмора, Костас оставлял адрес строительной бытовки. Другого у него не было.

Вдохновленный такой высокоморальной поддержкой прохожих, он продолжал поиски, также как и свою профессиональную учебу. Каждый день Пиль дополнительно тренировался на кране, отрабатывая переброску крупногабаритных контейнеров и панелей. Он мечтал так же экстерном сдать и на следующий квалификационный разряд. И в таком случае Костас уже в самом ближайшем будущем мог рассчитывать на приличную зарплату, которая позволила бы ему снять приличную квартиру с приличным трехразовым питанием для своей приличной жены и их троих приличных детей.

- Их обязательно должно быть трое, я постараюсь, - говорил он себе каждый день, протирая штаны и сиденье на своем рабочем месте.

Пиль с удовольствием встречал каждое новое солнце на так полюбившейся ему верхотуре. Он любил вспоминать на рассвете ту самую совместную с Катей вылазку к "Озеру сладких слез".

Костас смотрел вдаль, за светлеющий на глазах горизонт, и урывками смахивал с ресницы слезу соленую, скупую, мужественную. Как хотелось ему вернуться в те дни. В ту сладкую воду. Сладко прижимать к своему телу Катино. Шептать ей в ухо "любимая ты моя" и слышать в свое ухо ответный шепот "любимый, я твоя"...

Чтобы не залазить на кран в травмоопасных предрассветных сумерках, Пиль все чаще оставался на рабочем месте ночевать. В кабине ему было уютно. От кресла исходило такое приятное и как бы родное тепло. К тому же на рабочем месте ему снились такие странные сны, что он легко экономил на кино. То виделась ему мелодрама, то комедия. Снились и боевики. А раз даже приснилась охота. Почему-то на Большого оленя, которому Пиль всегда симпатизировал.

Костас как наяву видел Зураба, сбежавшего из мест лишения свободы. В спортивном костюме с кривым палашом на перевес гнал он по насту Большого оленя.

Большой олень заполошно и литературно матерился, проваливался, и резал в кровь свои мохнатые ноги. Испуганно озирался на крики, доносящиеся с холма.

То вопила богиня охоты - Чикита:

- Ату, ату его... Принесите мне его сердце...

Большой олень из последних сил прорывался к пограничным столбикам. И не плохо прорывался, так как на рогах его болталось уже несколько загонщиков, переоценивших свои охотничьи задатки.

- Ты упустишь его, придурок невостребованный, - кричала Зурабу распаленная охотничьей страстью Чикита.

- Врешь, не уйдешь, - в очередной раз заносил Зураб свой палаш над полусонной артерией Большого оленя. И в очередной раз промахивался. Со свистом.

- Ставлю десять миллионов против твоих пяти, что не упустит, - нашептывал Мойше отец.

- Идет, - сверкал своим бриллиантовым пенсне Мойша в такт скрипке Долорес.

Сквозь крики и визги над снежной равниной лились нежные звуки "Полонеза". Под них с небес кропил всех с парашюта и без разбора Отец Святобартерный.

- Какого рыжего? Именем закона вы арестованы, - заорал в миг отсыревший Гнудсон и прицелился в основание струи Святого Отца.

Но Большой олень, из последних сил совершив гигантский прыжок, ударом левого копыта выбил из рук полицейского его заштатный револьвер.

Раздался подлинный выстрел. Запахло порохом. Земля разверзлась и оттуда, как из бремени, выплыла вверх животом Катя. На белом и легчайшем облаке. В розовом как мечта пеньюаре...

Продолжение следует...