Григорий Анисимов

В моем представлении Марк Шагал никак не укладывается в понятие "великий человек". Не знаю, какие глаза были у него в молодости, но в преклонные годы взгляд у Шагала был цепкий и спокойный, как у тигра. Этот взгляд вбирал все - людей, атмосферу, ритм бегущего времени. Сейчас 2002 год, ровно восемьдесят лет назад Шагал навсегда покинул родину. Уезжая в 1922 году, он лелеял надежду: "Возможно, Европа полюбит меня, а вместе с ней и моя Россия". Его полюбили не только Европа и Россия, но и весь мир. Он делал витражи для Иерусалимского университета, расписывал плафон парижской "Гранд-опера", создал роспись в театре во Франкфурте, сделал витраж в здании ООН в Нью-Йорке и роспись в Метрополитен-опера, витраж для Реймского собора, для церкви в Цюрихе, для Художественного института в Чикаго... Трудно, почти невозможно распутать сложный шагаловский клубок, сотканный из яви, видений, снов. Этот необычайный талант заполнил весь XX век. Вместе с Пикассо - своим другом и поклонником - Шагал обновил художественное восприятие человечества.
В июне 1973 года, после полувекового отсутствия, Марк Захарович Шагал приехал на родину. В Третьяковке к его приезду была устроена выставка его произведений. Попасть на вернисаж было не просто. Людей набилось столько, что все стояли плотно друг к другу - в тесноте, духоте, едва не теряя сознания. Мне захотелось выбраться куда-нибудь на свободное место, что, в конце концов, и удалось. Я стал подниматься по лестнице на второй этаж и вдруг увидел Марка Шагала, спускающегося по этой же лестнице в окружении чиновной свиты. Он шел один, несколько отрешенный от происходящего. На его лице сияла улыбка довольства, голова была чуть склонена вперед, шел он быстро, уверенным шагом, словно предвкушая радость от своего внезапного появления.
- Здравствуйте, Марк Захарович! - неожиданно для самого себя громко выпалил я, - с приездом!
К моему удивлению, Шагал резко остановился, протянул мне руку: "Спасибо, милый, спасибо!" - и пошел дальше вниз по лестнице. Мне рассказывали, что энтузиасты-ученые из Новосибирска хотели устроить у себя в научном городке выставку произведений Марка Шагала, списались с ним. Художник горячо откликнулся и обещал подарить Новосибирску четыреста своих работ. Но власти наотрез отказали ученым на том основании, что такой подарок непомерно дорого обойдется государству - нужно выплачивать Франции не то страховочные, не то пошлину. Как будто любому непосвященному было невдомек, что стоимость одной работы великого художника с головой покроет любые расходы по доставке ее в Новосибирск. Конечно, дело было совсем не в дорожных расходах.
Шагал всю жизнь считал, что искусство - это состояние души, а душа у всех двуногих, во всех точках Земли свята. И еще он говорил, что жизнь - это очевидное чудо. Что мы являемся частью этой жизни, и с возрастом переходим из одной формы жизни в другую. Своей душой, считал Шагал, может быть, человек подсознательно связан с миром, находится в гармонии с ним.
Я не могу поручиться за других - за чувство человеческого достоинства, гармоничность, порядочность, на которые в наше время постоянно покушаются (куда там за других - с самим собой нужно вести борьбу), но за Марка Шагала поручиться можно с чистым сердцем. Такого явления в русском искусстве за всю его историю не было. Он уехал из России навсегда. И постоянно ощущал нутряную связь с ней, считая себя русским художником, хотя его относили к разряду французских мастеров.

К живописи Шагал относился как к главному делу жизни. Это было серьезно, не раз обдумано, а потому в 1907 году Шагал, которому было 20 лет, оказался в Петербурге, полный надежд и стремительного желания добиться своего. Против него стояла незыблемая государственная машина, которая запрещала еврею не только учиться, но и жить в столице без "вида на жительство".
Мы знаем, что воля человека сильней любой бумажки. Шагал остался в Петербурге вопреки всем правилам и законам. Он учится в школе при Обществе поощрения художеств. Сам Николай Рерих - директор школы - принимает в нем участие, помогает, поддерживает. Шагал переходит в школу Званцевой, где преподают Добужинский и Бакст. Для молодого живописца начинаются счастливые времена профессионального становления, когда жадно впитываются знания, опыт, традиции. Незаурядные способности Шагала ни у кого не вызывают сомнений. Плюс его одержимость, его повышенная чувствительность, эмоциональная раскаленность.
Учеников в школе Званцевой было не много. Своими дарованиями выделялись Н. Лермонтова, Н. Тырса, С. Дымшиц-Толстая. В школу приходили работать Сомов, Билибин, Остроумова-Лебедева. Бакст был человеком необыкновенно добрым. Работы учеников разбирались подробно и по-отечески добродушно. Шагала Бакст любил за самостоятельность, темперамент, художественный вкус. И Шагал платил ему преданностью, помогал своему педагогу в работе над декорациями к балету "Нарцисс" в постановке труппы Сергея Дягилева.
В 1933 году в нацистской Германии по приказу Геббельса будут публично предавать огню картины Марка Шагала, к которому фашисты имеют одну претензию - он представитель "дегенеративного искусства".
Когда мой друг Миша Капустин брал у Шагала интервью в Москве в 1973 году, он спросил у художника:
- Скажите, а что такое живопись в вашем понимании?
Шагал лукаво улыбнулся:
- Хороший вопрос! Я вам отвечу. Скажите, вы любите парное молоко? Творог свежий? Свежую сметану? Любите, да?! Я тоже очень люблю! Так вот, живопись - это свежесть! Художник - это маг, большое сердце. Он извлекает красоту, отыскивает свежесть во всем, рыщет, подчиняет себе стихию. Художник - человек свободной воли, он понукаем внутренним демоном. Мы живем в мире собственных стремлений и тревог. Это мир радостный и трагичный.
Я слушал интервью Марка Шагала, записанное Мишей Капустиным на диктофон. Художник говорил взволнованно. Материи, которых он касался, были возвышенны, далеки от бытовых забот. А я думал о том, что Шагал счастливчик, он вытянул у судьбы нужный билет. В Шагале ярко и очевидно воплотились целесообразность творения и мудрость Творца. Этот появившийся на земле гений был созерцающим и зрячим. С тех пор как он покинул родину, Шагал сохранил органическую связь с ней, порой невообразимо крепкую. За границей он стал делать иллюстрации к "Мертвым душам". Он создал серию в технике офорта, сухой иглы и акватинты и послал ее в Москву. В подарок. "Дарю Третьяковской галерее со всей любовью русского художника к своей родине эту серию из 96 гравюр, сделанных мною в 1923-1925 гг. к "Мертвым душам" Гоголя для издателя Амбруаза Воллара в Париже" - такая сопроводительная записка художника была приложена к бескорыстному дару. "Мертвые души" с иллюстрациями Марка Шагала вышли в Париже только в 1948 году.
...Сколько сил, выдумки, энергии когда-то отдал Шагал созданию Витебского народного художественного училища! У него в кармане была бумага, подписанная наркомом Луначарским: "Т. художник Марк Шагал назначается уполномоченным по делам искусств в Витебской губернии. Всем
революционным властям предлагается оказывать тов. Шагал полное содействие".
"Губернский уполномоченный" - это высшая должность, полученная Шагалом в России. И вот теперь он ходил по Москве, навещал друзей и знакомых. Тяжесть жизненных невзгод, скитаний и голодных лет в юности не поубавили ни энергии, ни фантастического блеска в глазах всемирно известного художника.
Когда-то критик Эфрос находил в Шагале странности детских сказок, небылиц, вымыслов, за которыми открывался фантасмагорический мир национальной еврейской мистики, пытавшейся чудесно преобразить нищенский быт местечкового существования. Сам нарком Луначарский назвал Шагала Гофманом околовитебских трущоб.
За три года до приезда Шагала в Москву я отправил ему во Францию книгу Ю. Овсянникова "Русские изразцы". Книга была выпущена в свет издательством "Искусство", сделана с любовью и тонким вкусом. Примерно через месяц я получил от Марка Захаровича письмо с выражением искренней благодарности за подарок. "Спасибо, что вспомнили меня, - писал Шагал, - и послали довольно удачную книжечку "Русские изразцы". Я начинаю думать, что то, что я делаю, может быть, не далеко от этого народного источника".
Теперь Шагал приехал в Москву, его уговаривали поехать в Витебск, но он не решился, боясь разочароваться - город был разрушен гитлеровцами. Министр культуры Екатерина Фурцева дала в честь Шагала обед в Кремле. Шагал поехал в Ленинград, посетил места, которые были ему особенно дороги, побывал в Эрмитаже и Русском музее.
А вскоре мой брат, побывавший в Музее Шагала в Ницце, привез мне литографию, в которой мастер, перешагнувший восьмидесятилетие, был так же молод и дерзок, как когда-то в Витебске. И в девяносто лет Шагал продолжал работать - сделал иллюстрации к "Одиссее", к "Буре" Шекспира, витражи для церквей во Франции и Великобритании, для Художественного института в США. Он награжден орденом Почетного легиона...
На пленке у моего друга звучал напористый голос Марка Шагала.
- Что такое художник? - спросили у него.
- Вместилище эмоций - вот что такое художник, - ответил Шагал, - они приходят к нему со всех сторон: с неба, с земли, от клочка бумаги, от очертаний тени, от паутины!

http://www.migdal.ru/article.php?redirid=142711&artid=1780