Анатолий Козак

Эдди - Золотая труба

Представьте себе: в вашем городе неожиданно стало известно, что на днях на главном стадионе состоится фантастический футбольный матч - местная команда-чемпион страны вступит в единоборство с футболистами, прибывшими недавно... с Марса! или с Юпитера!

Нетрудно вообразить, какой ажиотаж вызвала бы такая новость у болельщиков! Именно в такое лихорадочное состояние впали мы -одесские мальчишки - летом 1939 года, когда кто-то сообщил, что в Одессу прибыл на гастроли джаз Эдди Рознера.

Что такое джаз или, как тогда говорили, джаз-банд, мы уже знали: патефонные пластинки, на которых были записаны танго и фокстроты, вальсы-бостоны и румбы, имелись в некоторых домах, хотя тогда обладать патефоном было равносильно едва ли не владению сегодня хорошей иномаркой типа «ау-ди» или «вольво». Помню, в нашем восьмом классе появилась новенькая - Нелли Иванычева, приехавшая из загадочной, в то время неведомой буржуазной Болгарии, где ее отец был военным атташе. Конечно, все наши пацаны сразу же влюбились в белокурую Нелличку. А вскоре она пригласила нас в гости, и мы увидели американский патефон, на внутренней крышке которого была изображена собачка, слушающая граммофон. Это была знаменитая марка «Хиз мастерс войс». Вот здесь-то мы и наслушались вволю джазовых мелодий!

Был еще у моего дяди приемник СВД-9, похожий на маленький храм из лакированного дерева, откуда под загадочное мерцание изумрудного глазка лилась джазовая музыка из Рима, Лондона, Будапешта...

Был и у нас, в СССР, свой джаз - джаз Леонида Утесова, который мы видели в сводившей нас с ума комедии «Веселые ребята». И все-таки это был наш, «домашний» оркестр. А тут в Одессу прибыл подлинный, ЗАГРАНИЧНЫЙ, западный джаз, как говорили, то ли из Варшавы, то ли из Белостока.

Тут же мы - несколько мальчишек с Базарной, что пересекает знаменитую Ришельевскую, бросились опрометью - куда? Ну, конечно же, в парк имени Шевченко. Там недавно соорудили Зеленый театр, и все концерты проходили на его сцене. Был нестерпимо горячий день, солнце жарило со всей яростью, но мы уже бежали рысью, перепрыгивая через трамвайные рельсы, по Успенской, минуя Канатную, к Маразлиевской и по ней к ограде парка... Мы перелезли через высокую стрельчатую ограду, кто-то зацепился, кто-то порвал штаны, но мы уже бежали к забору театра.

Если подумать, кто мог там быть в полдень, когда самое лучшее место в Одессе в такое время - пляж Ланжерон?

Но... Нюма Шпаер, опередивший всех, вдруг остановился и поднял кверху палец:

- Они! Шоб я так жил, они!

Мы тоже замерли на секунду: да, за забором была слышна музыка!

Проникнуть днем в театр и расположиться на горячих, как раскаленная жесть, деревянных скамейках не составляло труда, и вот мы видим на сцене НАСТОЯЩИЙ джаз! Репетиция была как все репетиции, бестолковая (так нам казалось), оркестр не играл, а больше спорил, обсуждал что-то, смеялся, мы слышали обрывки фраз по-польски. Иногда брались несколько нот, артисты осваивали сцену. Но нам было важно не это. Мы были первыми, кто в Одессе увидел джаз Эдди Рознера!

А потом мы увидели его - невысокого, изящного брюнета с тонкими усиками на смуглом лице, увидели, как он подносит к губам мундштук кларнета и издает серебристые трели, пробуя инструмент. И вдруг он взмахнул рукой, крикнул: «Смайлинг» («Улыбайтесь!»), - и оркестр неожиданно стройно начал мелодию. Ослепительно сверкая на солнце, поистине золотая труба Эдди Рознера бросила в синее одесское небо знаменитый «Сент-Луи блюз»!

Мы ошалели, обалдели - какое еще слово из детского нашего лексикона могло передать то, что мы в тот момент почувствовали? Мы знали уже эту чарующую мелодию, но только по приглушенным, едва уловимым радиосигналам из Парижа и Лондона. И вот он, знаменитый блюз, который мы потом столько раз слышали в исполнении прославленного Луи Армстронга, льется в наши уши, звучит для нас!

С этого дня каждый вечер я бежал в парк, преодолевая высокую его ограду, и залезал на высокое дерево у самого забора театра, откуда прекрасно было видно, а главное, слышно все, что происходило на сцене переполненного театра.

Потом джаз уехал. После была война. Рознер на время ушел из нашей юности. «Сент-Луи блюз» был забыт. Но не навсегда.

Стоило стране после Победы немного оттаять, как снова заиграла в парках музыка, запели по радио новые солисты, зазвучали новые песни.. .

И снова на советской эстраде появился Рознер - теперь руководитель Государственного джаз-оркестра Белоруссии. Но то ли время пришло другое, то ли что-то произошло с самим трубачом, то ли мы стали другими - теперь его концерты уже не привлекали такого количества публики, как тогда, в довоенные годы. Да и пластинки с записями того же «Сент-Луи блюза» уже не ценились фанатами на вес золота. Теперь-то я понимаю, что произошло. Война, как это ни странно, приблизила нас к Западу. Трофейные патефонные пластинки, трофейные фильмы, буквально наводнившие наши экраны, волей-неволей открывали нам, советским людям, замкнутым прежде в ограниченном пространстве, так называемый «западный образ жизни».

Маленький пример. После войны мы смотрели по нескольку раз английский «шпионский» фильм «Джордж из Динки-джаза». Какой там играл оркестр! Это было нечто фантастическое! И, конечно, это зрелище, это исполнение «перебивали» даже оркестр Рознера!

Я столкнулся с Рознером через несколько лет после войны в Агентстве по охране авторских прав, где получали гонорары сценаристы и композиторы. Что это Рознер - я сразу даже не догадался. Он был щупл, бледен, шевелюра сильно поредела, выглядел наш кумир плохо... А ведь я помнил его в довоенном кремовом костюме, ослепительного в свете рампы, с набриолиненным пробором, щегольскими испанскими усиками, а труба... Она и в самом деле казалась золотой!

Больше Рознера я не видел. И не слушал. А потом он как-то незаметно постепенно исчез. Словно растаял. Его не стало...

Спросите любого молодого человека нашего времени: кто такой Рознер? Он в ответ пожмет плечами. Рознера помнят сегодня только музыканты, да и то старшего поколения, большей частью ценители джаза. Между тем, судьба этого человека достойна того, чтобы рассказать о нем подробнее.

Несколько лет назад я случайно познакомился с Юрием Владимировичем Цейтлиным - музыкантом и соратником Рознера, автором текстов многих его песен. Этот уже немолодой и очень больной человек многое рассказал о работе и дружбе с Эдди Игнатьевичем. Позже я прочел его книгу, посвященную великому трубачу.

Адольф Рознер родился в 1910 году в Берлине в семье еврейского ремесленника.

Способный мальчишка учился в консерватории по классу скрипки и закончил ее с золотой медалью. Однако, когда джазовый бум докатился из Штатов до Европы, Эдди отложил свой традиционный еврейский инструмент - скрипочку и взялся за трубу. Он быстро достиг в исполнении такого совершенства, что стал в Германии джазовой звездой. Великий чернокожий Луи Армстронг прислал ему свою фотографию с надписью «Белому Луи Армстронгу».

Кто знает, как сложилась бы судьба молодого артиста, если бы к власти в Германии не пришли фашисты. Рознер бежал в Польшу. Здесь он женился на Руте Каминской - дочери знаменитой еврейской актрисы Иды Каминской, прославившейся впоследствии своей игрой в знаковом антифашистском фильме «Магазин на площади», удостоенном многих фестивальных призов.

В Польше Рознер не обрел спокойной творческой жизни: в 1939 году пришлось снова бежать от гитлеровцев. Куда? Конечно же, в СССР!

Разве мог предполагать молодой Эдди, переходя границу вместе с толпами беженцев, среди которых преобладали евреи, что в благословенной стране Серпа и Молота его ждет слава, успех и... тюрьма?

Но все это было еще впереди.

А тогда в Страну Советов прибыл польский джаз, состоявший в основном из варшавских, белостокских, лодзин-ских евреев. Я хорошо помню веселого смешного толстяка Павла Гофмана, певца Лотара Лямпеля, гитариста Луи Марковича. Это они - Гофман, Маркович и присоединившийся к ним в Москве Юрий Цейтлин исполняли имевшую бешеный успех шуточную песенку «Мандолина, гитара и бас!».

Был в оркестре, как рассказывал Цейтлин, неджазовый музыкант Арнольд Гольдбергер. Окончив в Вене консерваторию, он успел стать лауреатом международного конкурса скрипачей. Однако польского еврея должны были выслать из Австрии на родину, в Польшу. Тогда Арнольд стал тайно выступать в одном из маленьких венских кафе. Однажды им заинтересовался некий вроде бы меценат. Скрипач разоткровенничался и поведал свою горькую историю. Венский господин оказался чиновником муниципалитета, и паренька в момент выслали в Польшу. Здесь он сразу же попал в солдаты - началась Вторая мировая война. Затем плен, и гитлеровский офицер приказывает одному из своих солдат:

- Отведите этого жида в лес и расстреляйте!

По пути Арнольд случайно стал говорить с солдатом по-немецки. Тот осветил его лицо фонариком и ахнул: они вместе учились в Венской консерватории.

Немец отпустил пленного, и тот разыскал своих. А потом было бегство в СССР и случайная встреча с Рознером. Так в оркестре появилась вторая «еврейская» скрипка. Третьей можно было бы назвать самого Рознера, но он брал скрипку редко, предпочитая свою «золотую» трубу.

Директором оркестра был Давид Ру-бинчик, кстати, отец известного нынче кинорежиссера Валерия Рубинчика.

Одним словом, синагога, а не оркестр. Не случайно, когда в 1954 году Рознер явился в Минск, будучи уже заслуженным артистом Белоруссии, в культотделе ЦК КП республики ему бросил какой-то функционер:

- Что, опять будет жидовский оркестр?

В годы войны джаз Рознера колесил по стране, давал концерты фронтовикам. Особенно тепло, вспоминал Цейтлин, музыкантов встретили в штабе К.К. Рокоссовского, который потом лично поблагодарил за концерт.

К 1944 году популярность Рознера достигла апогея. Гастроли на Украине и в Закавказье прошли с триумфом. В Ереване, например, кто-то из поклонников Рознера за ночь приписал на всех афишах к его имени букву «к». Уж очень хотелось, чтобы имя Эдди звучало по-армянски - «Эддик»!

Но на пути к вершине славы стали появляться грозовые тучи. Сразу после Победы, пишет в своих воспоминаниях Ю. Цейтлин, великий вождь и учитель где-то в узком кругу обронил многозначительную реплику: «Война кончилась, но народ надо держать в мобилизационной готовности».

И вскоре в «Известиях» появилась разгромная статья, направленная против безыдейности, развлекательности и просто веселости программы Рознера. Статья пестрела такими словечками и выражениями: «низкопоклонство», «смех ради смеха», «третьесортный трубач из кабаре», «главный юмор - лысина Гофмана»...

Возмущенный Рознер отправился в Минск к партийному руководству республики с просьбой о разрешении на выезд в Польшу. Музыканта успокоили и дали ему и жене путевки на курорт.

Дальше было не так оптимистично. Спустя некоторое время фамилию Рознера было приказано снять с афиш. Затем в Минске было решено расформировать весь коллектив. Знаменитый джаз Рознера распался. Основная часть группы отправилась во Львов, чтобы оттуда уехать в родную Польшу.

Туда же отправились и Рознер с семьей. Однако, как пишет Цейтлин, с оформлением документов у Рознера произошли какие-то неприятности. Эшелон с польскими репатриантами ушел из Львова, а Рознер угодил под арест. На следующий день была арестована и его жена Рута. Четырехлетнюю дочку передали знакомым.

Заслуженному артисту БССР, музыканту с мировым именем была определена 58-я статья и десять лет лагерей «за измену Родине».

«Какой родине, - пишет Цейтлин, - он ведь родился в Германии».

Рута Каминская получила пять лет высылки в Казахстан.

Как позже выяснилось, Рознера принудили подписать «признание», что он хотел через Польшу выехать в США.

Восемь лет провел тот самый «артист в кремовом костюме с набриолиненным пробором, с золотой трубой в руках» в бараках магаданского лагеря. Рассказывая об этом периоде жизни Эдди, Цейтлин поведал мне поразительную историю. В лагерь, где Рознер руководил тюремным оркестром, попал пленный немец. Это был странный, чуть ли не из гитлерюгенда глупый паренек, который едва ли не сам перешел в плен к русским. Нетрудно себе представить, каково пришлось бы чужеземцу в российском лагере, где находились не военнопленные, его однополчане, а матерые зэки.

Его спас Рознер. Оказалось, парень был тоже берлинец - земляк! Стараясь как-то облегчить его участь, Рознер взял немца в свой оркестр. Как удавалось Эдди обманывать лагерное начальство, выдавая немца за своего музыканта, неизвестно. Но известно, что после войны, вернувшись в Германию, немец писал Рознеру, мечтал о встрече с ним, считая его своим спасителем.

Когда я услышал эту историю, мне сразу вспомнилась картина «Список Шиндлера», где немец спасает от смерти евреев. Я подумал: таких фильмов немало. Но мы еще не знали случая, когда бы еврей спасал от мучений, каторжной жизни и даже смерти немца! Думаю - такой фильм был бы не менее интересен и значителен.

В 1953 году Рознера освободили и полностью реабилитировали.

С энергией он взялся за создание нового джаза и создал его! Но... теперь он оказался в тисках страха: он боялся выйти на сцену с трубой и только дирижировал. В лагере у Эдди не было трубы, потому он мог только дирижировать.

Но Рознер и это сумел преодолеть и снова стал играть, правда, как отмечали музыканты, качество игры мастера упало на несколько порядков.

Рознер устал. Ко всему добавился развод с женой, которая уехала с дочерью в Польшу.

Эдди Игнатьевич всеми силами пытался достичь зенита своей прежней славы, но его время уходило.

Однако к 1957 году оркестр Рознера снова стал выступать, и афиши с именем Эдди снова запестрели на улицах советских городов.

Но однажды Рознеру сообщили в Росконцерте, что его музыкальный коллектив распался. Рознер оказался безработным. Последний приют великому трубачу предоставила Гомельская филармония, но здесь Рознер уже не мог работать.

Он оформил выезд в Западный Берлин, на свою родину. Наконец он вернулся туда, где не был столько лет, лишь в 1972 году! Больной, измученный и усталый...

Вот как закончил когда-то свою книгу о Рознере Юрий Цейтлин:

«Узнав, что Эдди Рознер в Берлине, Эллингтон звонил дочери Эдди, обещал помочь. Даже берлинская еврейская община предложила Рознеру работу. Но Эдди оставался верен музыке. Он уже лелеял планы создания большого музыкального шоу, чтобы приехать с ним в СССР. Он почти выполнил заказ на музыку к фильму. Но все чаще в дом наведывались врачи, приезжала карета "скорой помощи"...

8 августа 1976 года Эдди Рознера не стало.

На берлинском еврейском кладбище есть скромная, ничем не примечательная могила. Надпись на плите до предела скромна: "Адольф/Эдди/РОЗНЕР"».

... Года два назад я позвонил Юрию Цейтлину, чтобы справиться о его здоровье. Мне сообщили, что его уже нет в живых.

Думается, вряд ли еще живы в России или в Польше музыканты - саксофонисты, скрипачи, тромбонисты - все те, кто пережил вместе с великим трубачом моменты славы и успеха, горькие часы разочарований и неудач...

В 1992 году режиссер Эльдар Рязанов организовал телепередачу со Старого Арбата. Это была встреча с уличным, «бродячим» оркестриком, наигрывавшим модные мотивы времен перестройки. Среди музыкантов телезрители увидели знаменитого когда-то ударника Бориса Матвеева. Он играл у Рознера, снимался в фильме «Карнавальная ночь».

Наверное, это был «последний из могикан» - человек того времени, когда слово «джаз» было редкостью, когда звуки модных и подчас виртуозных оркестров Бенни Гудмена, Дюка Эллингтона, Луиса Армстронга, Бенни Бере-гана, Томми Дорсея можно было только случайно поймать в радиоэфире...

Далекое и по-своему прекрасное время!

И я, пишущий сегодня эти строки, спустя столько лет спрашиваю себя: неужели это я бегал когда-то в одесский парк Шевченко каждый вечер, чтобы, преодолев ограду, вскарабкаться на дерево и хотя бы издали смотреть с замиранием сердца на маленькую фигурку в кремовом костюме на сцене и слушать волшебные звуки золотой трубы?

Неужели это было? Даже трудно поверить...