Путешествие с классиком

ЧТО СКАЖЕТ БЕНЯ ЗА ОБЛАВУ

На переломе века, за перевалом победоносной войны, Иван Алексеевич Бунин беседовал в Париже с кем-то из сталинских эмиссаров: «Скажите, вот был такой писатель - Бабель. Человек, бесспорно, талантливый. Почему о нем давно ничего не слышно? Где он теперь?» Примерно тогда же (49-51-е годы) некие старшеклассники ловили что-то по радио, Так, без особой цели. В поисках музыки. И постоянно утыкались в «глушилку». ...Вдруг сквозь железный и непрерывный грохот донесся к нам русский голос. Он сказал: - Свинья Машка опоросилась под личнным руководством товарища Сталина.

И больше ничего. Опять завизжало, затрещало, заухало. Мы смотрели друг на друга - приснилось, почудилось?.. И тут, - наверное, лишь затем, чтоб убедить нас в своей реальности, - голос прорвался снова:

- Где Бабель? - спросил он. - Где Киршон? Где Веселый?

Возможно, следующим был Павел Васильев. Или Иван Катаев. Или Клычков. Или Клюев... Если б назвали какую-нибудь из этих фамилий, мы бы поняли, по крайней мере, что речь идет о людях. Но что такое - Бабель, Киршон, Веселый? Технические термины, лесные плоды, поселки городского типа? Бабель, например, ягода,| Киршон - гайка, Веселый -

деревня или хутор.

За истекший период юные старшеклассники превратились в зрелых пенсионеров. Им открыто, что Владимир Киршон - драматург и партийный функционер - расстрелян в 1938 году, Артем Веселый - прозаик - в 39-м, Бабель - в 40-м... А полвека назад перешептывались: «Что скажет Беня за облаву? Беня за облаву скажет - да».

Расцвет Бабеля - двадцатые годы. В тридцатых зачах и вел себя, как впоследствии Шолохов: нового почти не печатал, но клялся Софье Власьевне (Советской Власти) в любви. Не иначе, судьба Бабеля подсказала Шолохову, что клясться надобно часто и горячо. СВ - дама серьезная. Возьмет да отвергнет!

Помню, как в Литинститут пришел Константин Георгиевич Паустовский. И сказал очень тихо и очень внятно: «Бабель двинул вперед русскую литературу» . По обыкновению, я сидел в задних рядах, но фыркнул достаточно громко. И Паустовский прибавил: «Рассказов, какие писал Бабель, в нашей литературе раньше не было».

А прыснул я потому, что больно уж ясно представил эту махину - русскую литературу. Как маленький коренастый Бабель толкает ее вперед. Точно грузовик, застрявший на осеннем проселке.

Бабель с восхищением говорил, что Лев Николаевич Толстой - человек могучего здоровья и мощного темперамента - способен зафиксировать на бумаге все 24 часа подряд. А меня, вздыхал Бабель, хватает только на пять самых острых секунд.

В каждой удаче есть элемент чудесного. В полудетском возрасте ознакомился Бабель с новеллою Мопассана «Признание». Дважды, по меньшей мере, пересказал. Единожды - перевел. Позаимствовал героиню - крепкую деревенскую девушку. Но не утратил, вообразите, самостоятельности. Наоборот, выиграл в оригинальности.

Женское начало для Бабеля - это тяга к земле, к органической жизни, к обретению почвы и Родины. Французская исследовательница утверждает: «Бабель хотел доказать реальную возможность объединения душ - еврейской и русской».

Здесь предполагается, что вы сами прочитаете рассказ Бабеля «У батьки нашего Махно». Почтенная СВ избегала его печатать - Строгая была Воспитательница, Стыдливая Ватрушка. Держала нас за детей, не достигших совершеннолетия. И которые таковыми являются - отложите, не трогайте. Взрослым советовать не берусь...

Рассказ Бабеля открывается фразой: «Шестеро махновцев изнасиловали минувшей ночью прислугу».

Но то, что случилось с женщиной, - трагический эпизод. Ведь Рухля - это библейская Рахиль (млекопитающее, мать-овца). Она еще встретит Иакова и произведет на свет Иосифа. Пророки, изображая бедствия и пленения, нарекут ее праматерью Израилевой...

А мальчонок Кикин - «посыльный в штабе батьки нашего Махно», - мальчонок Кикин изнасилован жизнью: сиротством, бездомьем, гражданской войной. И недаром фамилия его заключает в себе глагол «кикать» - горевать, плакаться. «Киканье» - птичий крик.Кычет лебедь белая...

Концовка рассказа - внятная до плаката:

Рухля подняла от лохани, свое налитое кровью лицо, мельком взглянула на мальчика и пошла из кухни тем трудным шагом, какой бывает у кавалериста, когда он после долгого перехода ставит на землю затекшие ноги. Оставшись один, Кикин обвел кухню скучающим взглядом, вздохнул, уперся ладонями в пол, закинул ноги и, не шевеля торчащими пятками, быстро заходил на руках.

Прямым текстом, без обиняков нам объявляют: граждане, мир перевернулся, стоит на голове, а мы с вами все-таки умудряемся жить.

РАННИЙ БАБЕЛЬ И ПОЗДНИЙ БУНИН

Рассказ Бабеля «Илья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» появился в «Летописи» в 1916 году, в одиннадцатом номере.

Бунин в тот год жил в деревне, регулярно снабжая «Летопись» стихами и прозой, - с первого, вообразите, по девятый номер включительно. Из чего вроде бы следует, что за журналом следил.

Наше косвенное рассуждение легко опрокинуть, не выходя даже за библиографический круг. Дескать, в сентябре или октябре Бунин печатался разом в четырех толстых журналах. Неужто все получал?

Так или нет, поверьте нам на слово или представьте, что в ноябре 1916 года, в Орловской глуши, Бунин прочел Бабеля, рассказ которого (действие рассказа) проистекает в Орле.

Проставлен ли город наугад, как искони русский, лесковско-тургеневский, а может быть, Бабель бывал там... Вот ведь есть у него произведение с пометкой: 12. XI. 15, Саратов.

Чем он вообще занимался до семнадцатого года? Бегал от армии, как Есенин? Или, правда, учился в Коммерческом институте?.. Сперва говорили - не кончил... Теперь, похоже, отыскался диплом...

Не помню, все ли рассказы Бунин датировал. Последние точно. Как стихи. Они потому, в частности, и вершина, что в них нераздельны поэт и прозаик.

«Мадрид» - 1944 года. Указано даже число - 26 апреля. Далее Бунин пишет «Второй кофейник» (30 апреля), «Холодную осень» (3 мая), «Пароход «Саратов» (16), «Ворон» (18).

Война, оккупация, голод, холод... Еще, небось, подкармливал наших пленных... Через год «Мадрид» напечатан в Америке. Через два нам внушали в Москве: «Мы уже не те русские, какими были до семнадцатого года»... Но глядя на пленных, Бунин видел, что те.

Спустя двадцать лет «Мадрид» появился в «Неделе». Я взял ее у соседа и целый месяц боялся, что отберут, Носил с собою, не расставаясь. Нечто подобное, полагаю, произошло с гомельским гимназистом Левой Выготским, когда в обыкновенной газете («Русское слово»?) прочел он бунинское «Легкое дыхание» (смотри: Выготский Л.С. «Психология искусства»).

Бунин сам определил наше с Выготским состояние - солнечный удар.

Цель данной работы для меня не ясна. Может быть, в тысячный раз повторить, что противоположности сходятся.

И Бунина, и Бабеля - обоих тянуло наше животное начало. Какие замечательные звери живут в России!.. Будь я помоложе и не держи себя за руку, назвал бы данное сочинение как-нибудь пораз-машистей. Например, «Местная фауна».

Ведь Россия «Двенадцати» и «Скифов» (Блок) есть родина «Игната» и «Петлистых ушей» (Бунин), отечество Балмашева, Хлебникова, Савицкого, Павличенки (Бабель)... Плюс некто Лейбман, который «приехал не как еврей, а как обладающий даром укрощать дураков и зверей» (Есенин. «Страна негодяев»),

Тут самое неясное место в наших неясных трудах. Мудрец говорит: мир не меняется, а меняются только глаза. Но Бунин поражен зоркостью, а Бабель - словно библейский пророк посреди язычников. «Э-э, да не так все было! - кричат они друг на друга. - Вот как было на самом деле!»

На самом деле, мир тоже меняется. Бывает даже, что человек долговечней мира. Как Бунин.

Раньше-то что думал? Дескать, война, революция - это все так, волдыри да нарывы. Выскочили - сойдут. Небольшое заражение... Но сдвиг оказался нормой. А вне нормы было здоровье. И презрение сменилось сочувствием. Весь поздний Бунин есть слово сочувствия больному миру.

Здесь предусмотрено, что вы сами прочитаете рассказ Бабеля «Илья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и рассказ Бунина «Мадрид».

Сравним для наглядности две сцены:

БАБЕЛЬ. Прохаживаясь по перрону, Гершкович заметил Маргариту, быстро шедшую с маленьким свертком в руках. В кульке были пирожки, и жирные пятна проступали на бумаге. Лицо у Маргариты было красное, жалкое, грудь волновалась от быстрой ходьбы.

- Привет в Одессу, - говорила она, - привет!

- Спасибо, - ответил Гершкович, взял пирожки, поднял брови, над чем-то подумал и сгорбился.

Раздался третий звонок. Они протянули друг другу руки.

- До свиданья, Маргарита Прокофьевна.

- До свиданья, Илья Исаакович.

Гершкович вошел в вагон. Поезд тронулся.

БУНИН. Потом он в Киев уехал. Я его на Брянский вокзал ходила провожать. А он и не знал, что приду. Пришла, а поезд уже пошел. Побежала за вагоном, а он как раз из окошка высунулся, увидел меня, замахал рукой, стал кричать, что скоро опять приедет и киевского сухого варенья мне привезет.

Поздняя сноска и риторический вопрос.

1. Рассказ Бабеля, который Бунин читал несомненно и обругал богохульным, - «Иисусов грех». Там героиня служит горничной в номерах «Мадрид и Лувр». Для внятности набираю вразрядку: Мадрид и Лувр.

2. Именно судьбой Бабеля озаботился Бунин после войны... И быть может, «Мадрид» - не дань ли памяти? Не венок ли? Исааку Эммануиловичу от Ивана Алексеевича.

Люди и звезды

Исаак Эммануилович Бабель надеялся пересидеть. Это был мудрый предусмотрительный человек. Последите за его действиям где-нибудь с года двадцать седьмого. Сразу увидите - понимает, что делает. Семью отправил за рубежи. Всех:

маму, папу, сестру, жену, тещу... И остался один.

Очень мало писал. Почти не печатался. Старался не привлекать внимания. Старался засесть где-нибудь в деревне. На какой-нибудь неказистой должности вроде секретаря сельсовета. Забиться и забыться. Чтобы о нем забыли.

Он искал в этой жизни, куда втиснуться, куда спрятать свои бока, свою голову, свои очки. Как найти норку, откуда его не выкурить, а он бы все видел и знал.

Женился на сибирячке, молодой инженерше, строительнице метро, награжденной за ударную работу. На съездах выступал с прославлением власти. Жил на авансы, которые не возвращал, на какое-то киноредакторство.

Но ходил к давней знакомой, супруге Ежова. Того самого, да! С «ежовыми рукавицами»... Узнавал последние новости из первых рук. Зачем?.. А почему не остался во Франции? Ведь владел французским, говорят, в совершенстве... А для чего поступил в Первую Конную?

Мудрость не всегда сидит в бочке, как Диоген. Она всегда мечтает укрыться и засесть там, поджавши

ноги, на корточках. И сквозь круглую верхнюю дырку наблюдать ночное небо,

В силу всеобщего движения в это черное отверстие попадают всякий раз другие светила и звезды. И ежедневном, медленном, неотвратимом смещении достаточно мудрости для размышлений. Чтобы открыть великие законы.

Но мудреца прогоняют из бочки. И продают в рабство. Он становится золотарем, потому что не имеет другой профессии, Нет ничего бесполезнее мудрости. Для себя лично мудрец не извлекает ничего.

Вы согласитесь со мной, если не будете называть мудрецами всяких великих визирей и специалистов по рекламе... А люди и звезды живут по своим законам, которые не изменяются от того, сформулировать их или нет.

Мудрец открыт жизни. Это земляной червь, который жрет землю и пропускает ее сквозь себя. И выдавливает из организма. Мудрость слепа и упорна. Она ищет свою почву, чтобы проглотить, исполняя функцию природного обогащения. Потому что без земляного червя не растет хлеб. И земля становится бесплодной.

Это вечная и беспрерывная работа. И если прекратить ее сейчас, вы останетесь живы и сыты. И ваши дети живы и сыты. И даже, может быть, ваши внуки. Но за правнуков не поручусь. Не знаю, как выйдут они из положения. Напустят каких-нибудь электрических червяков ?.. Но земля их не примет. Хотя хлеб, наверное, даст. Вкус хлеба изменится.

Бабель сказал своему знакомому:

- Две вещи не удастся мне испытать в жизни: никогда я не буду рожать и никогда не посадят меня в кутузку.

- Ой, Исаак Эммануилович, - ответил знакомый, - не зарекайтесь! По местному-то обычаю: от сумы да от тюрьмы...

- Э-э, - сказал Бабель, - с моими связями...

Он надеялся досидеть. И надеялся на свою память... Его забрали на другой день.

Эдуард ШУЛЬМАН

АЛЕФ